Корона Анны (Немировский) - страница 20


                                     ххх


…Жизнь Ильи как-то неожиданно для него самого наладилась: хорошая любовница, неплохая работа, сносная зарплата.

Но, как говорится, счастье длилось недолго. Студия закрылась – истратили миллион долларов. Новый спонсор обещает дать три миллиона. Когда? Неизвестно.

Илья с трудом устроился журналистом в газету, на мизерную зарплату. Роман с Леной хоть и продолжался, но тоже неминуемо приближался к финалу…  


                                     ххх


– Зайдем в бар? – предложила Лена.  

– Не хочу. Кстати, твой муж со мной не рассчитался, остался мне должен тысячу долларов.

– Ну что ты за человек? Он же сказал – отдаст, значит – отдаст. Тебе нужны деньги?

– Нет, – Илья высвободил руку. – Тебе пора.

     Они стояли у входа в подземку.

– Ты обижаешься? – Лена хотела погладить его по щеке, но он отклонился.

И Елена Тимофеева поняла, что пора искать нового мануальщика. У нее уже давно болит позвоночник. Вдобавок, по утрам мучают мигрени,  тайленол не помогает. Нужен основательный массаж. А этот небритый Илья… он еще пожалеет.


                                       3


         Снег летел косо, сек по лицу и таял на асфальте. Из-под земли сквозь металлические решетки поднимались клубы пара. Под ногами загудело – мчался поезд.

         Поежившись, Илья ускорил шаг. А обещали солнце. И без снега. Нью-йоркские зимы хуже израильских и несравнимы с киевскими. В Киеве сыпал снег, мягкий, пушистый. Сугробы лежали, как на новогодних открытках. По-пушкински. Можно было валяться на лежанке и смотреть в окно – на раме снизу медленно нарастала неровная белая полоска. Под бочком лежала какая-нибудь книжица, а в комнату сквозь тиканье часов прорывались волчьи завывания ветра – «у-у»…

         В Израиле зимой было сыро. Одежду приходилось сушить на слабом электрокамине, привезенном из Киева. На улице бывало теплее, чем в квартире. Но вдруг могло выглянуть солнце – тогда огромные листья пальмы под окном, быстро высохнув, отливали темно-зеленым. На скамейке около дома сразу появлялись два старых грузинских еврея в кепках-«аэродромах», раскладывали нарды  и, словно два жреца, трясли кости в сложенных ладонях: «Гош-гош-гош – зара, давай!» А рядом с ними, на краешек скамейки, присаживалась бабушка…

         Илья прошел мимо скульптуры еврея в ермолке, сидящего за швейной машинкой «Зингер». Здесь, в кварталах Фэшн-стрит, сто лет назад сбежавшая из царской России шолом-алейхемовская беднота уселась за свои «Зингеры». И начала новую жизнь. Ради детей. Чтобы дети выучились, стали врачами и адвокатами.