– Так у тебя же какая закалка! Ты же вырос в нашем дворе, – пояснил Сашка, доставая из холодильника закуску.
Юрка включил на магнитофоне старые записи – «Роллингов», «Квин», «Дорз». Ну, и «в честь праздника», распечатал упаковку дорогой марихуаны, которую, по его словам, хранил для исключительных событий.
Выпили несколько рюмок коньяка. Хрустели соленые огурцы, яблоки, шипела минералка. Влад расспрашивал об одноклассниках, о соседях, что с ними, кто из них еще живет в их доме, и кто жив вообще. Попытался побольше разведать у Юрки о его «пожизненной герлфренд», но, как и прежде, когда речь заходила о божественной Юлии, Юрка от прямых ответов уходил.
– Ты, Владя, об этом задавай поменьше вопросов. Лучше готовься в следующем году ко мне на свадьбу приехать, – увильнул Юрка. – И Матвея своего тоже привези.
– А диссертацию твою, не ссы, если что, поможем тебе написать, – заверил Сашка, закуривая.
Стояли на балконе. Юрка священнодействовал над травой: отсыпал из упаковки зеленоватые крошки на листик специальной бумаги и скрутил в сигарету.
– А я считаю, что лучше пить, чем курить эту дрянь. Известно: начинаешь с травы, а заканчиваешь маковой соломой. Сколько у нас за последние годы народу снаркоманилось – не перечесть, – говорил Сашка.
Влад тем временем, под Юркиным инструктажем, попробовал «протащиться от травы». Вдыхал горьковатый дым, но у него не получалось, как надо. Заходился в кашле:
– О-о... А-а...
Заботливый Сашка хлопал его по спине своей лапой.
Чудесная ночь лежала на городских улицах. С балкона на семнадцатом этаже открывалась панорама на весь уснувший район. Вдали слева темнели холмы, ведущие к древнему Китаево, а справа, за крышами домов, темным ковром расстилался Голосеевский лес, с его ручьями и горками.
Катались там когда-то на лыжах и санках, спускались по крутейшим скользинкам, летели кубарем в снег...
Вот так, жизненные горки, крутые горки юности, опасные. Всем по ним спускаться, да не каждый может устоять на ногах. Одно неловкое движение, один подлый, невидимый бугорок – теряешь равновесие, подлетаешь в воздух и так шлепнешься, что и костей своих не соберешь...
Юрка вдруг захотел показать, какой недавно освоил гитарный перебор. Притащил из комнаты свою шестиструнную «старушку». Играл, подпевая; его длинные пластичные пальцы бегали по всему грифу. Лицо Юрки тоже моментально пришло в движение – корчил гримасы, то восторженные, то страдальческие, то гневные. Исполнением своим, в итоге, остался совершенно недоволен, даже расстроился, как ребенок, что пришлось его утешать.