— Мы считаем, что так делать непозволительно,— сказали ему,— более того, это и непристойно!
— Непристойно для кого? — возразил он.— Ведь не вашим же умом собирал я эти деньги, чтобы теперь вашим умом их разбрасывать. Да и этот нищий не дир-хемный, а фальсовый. Клянусь Аллахом, я узнаю это сразу по лицу!
— Ты разве знаешь попрошаек? — спросили у него.
— Как мне их не знать? — ответил он,— ведь я в молодости был каджар. А затем не было на свете ни одного мухтирани, ни мустарида, которого бы я не превосходил; не было ни одного шаххаза, ни кагани, ни бан-вана, ни караси, ни авва, ни мушаиба, ни филлаура, ни мазиди и ни истила, который бы не подчинялся моей власти. В течение тридцати лет я ел закури. Не было на земле ни одного каби, ни мукадди, над которым бы я
не был старшиной, так что мне подчинялся Исхак Кат-таль аль Хирр, Банджавайхи Шар аль-Джамаль, Амр аль-Каукиль, Джафар Кудри Калак, Карн Айрихи, Хамма-вайхи Айн аль-Филь, Шахраи Химар Айюб и Садавайхи Панк Уммихи.
Таким образом он хотел отбить у них всякую надежду на его деньги, после того как он узнал, что они люди жадные, алчные и к тому же плохие соседи.
Он был рассказчиком речистым и хитрым. Абу Су-лайман аль-Авар и Абу Саид аль-Мадаини, знаменитые рассказчики, годились ему в слуги.
Это он, умирая, сказал своему сыну:
— Вот я оставляю состояние, которое прокормит тебя, если ты сохранишь его, но тебе не на что будет кормиться, если ты его расточишь. Но еще лучше, чем эти деньги, другое: я оставлю тебе в наследство благочестивый обычай, я показал тебе, как правильно вести хозяйство, и я приучил тебя к бережливой жизни. И если бы я даже дал тебе какое-либо особое орудие, при помощи которого ты мог бы всяческими хитростями сохранять свое богатство, но при этом душа твоя не помогала бы тебе, то от этого ты не получал бы никакой пользы. И заповедь «не расточай» обратилась бы для тебя в соблазн, такой запрет нанес бы ущерб твоему повиновению.
На суше я достиг точки, где кончается земля, а на море — крайнего предела, куда доходят корабли. И не беда, что ты не видел «Двурогого». Отбрось учения Убейда ибн Шарьи, ибо ему ведома лишь внешняя сторона событий. Если бы меня увидел Тамим ад-Дари, он позаимствовал бы у меня описание византийцев. Я умею лучше находить дорогу, чем ката, Дуаймис и Рафи аль-Михашш (Отважный). Я ночевал в пустыне с гулем, брал в жены самку гуля, отвечал на таинственный голос, отвращался от джиннов и шел к хиннам, охотился на шикка, отвечал наснасу, моим спутником бывал добрый дух. Я распознавал обманы прорицателя и проделки предсказателя, и я проникал в то, что читал гадатель по линиям на песке или по полету птиц и что говорили гадатели по лопаткам плеча, я умею предсказывать по звездам и предвещать по полету птиц, я умею гадать на камешках и предугадывать будущее путем размышления.