Я обвела взглядом зал — и едва сдержала вздох:
— Прогуляться.
Находиться тут было невыносимо.
Однако надо отдать должное Лисьему Принцу: он полностью оправдывал свой благородный псевдоним, отвлекая меня от неприятных мыслей с такой ненавязчивой галантностью, что даже призрак бесстыдной воровки в голубом отступил. Осталось только зудящее чувство разочарования — уже не острое, но прилипчивое. Мы бродили по залу причудливыми путями; наверное, если посмотреть сверху, они напоминали метания стрекозы над рекой. Мэтью указывал то на одну маску, то на другую, рассказывая презабавные истории, не раскрывая при этом ничьего инкогнито. И не сразу я поняла, что меня ведут очень продуманно, не позволяя встретиться с кем-то — или с чем-то.
Закралась даже мысль, не причастен ли он к исчезновению Крысолова. Промелькнула в голове безумная версия — тайная операция, спланированная лучшими офицерами Особой службы, дабы по велению маркиза Рокпорта избавить его невесту от неугодного поклонника… Святые Небеса, какая глупость! Я незаметно ущипнула себя за руку, чтобы вернуть ясность разума и спросила открыто:
— Скажите, здесь присутствуют нежелательные персоны?
Он не стал изображать непонимание:
— Нет, все гости в высшей степени благонадёжные. Но есть и такие, которые могут попасть под удар. А мне хотелось бы, чтоб вы сохранили об этом вечере только приятные воспоминания.
Я вежливо поблагодарила его за внимательность и заботу, но подумала, что так или иначе вряд ли уже смогу наслаждаться маскарадом, как прежде. Мы пропустили следующий танец, благо присутствие Мэтью охлаждало пыл тех кавалеров, которые желали бы меня пригласить. Но перед очередным вальсом, «Анцианской ночью», устоять было невозможно.
Крысолов не объявился. Дама в голубом несколько раз мелькала среди танцующих… Точнее, мелькало голубое платье, и не обязательно оно принадлежало именно ей. Раздражение моё нарастало, и затем прорвалось вопросом:
— Вам приходилось сталкиваться с предательством?
— Да, как и любому человеку моего возраста, — уклончиво и слишком ровно ответил Мэтью. — А почему выспрашиваете? Это праздное любопытство или нечто личное?
— Ни то, ни другое, — улыбнулась я, отчаянно надеясь, что те чувства, которые кипели внутри, никак не отражались ни в голосе, ни в движениях. — Всего лишь приглашение к беседе. Точнее, к рассуждению.
— Мне кажется, в ночь на Сошествие лучше беседовать о чём-то более приятном.
— И всё же?
Мэтью шагнул слишком широко и едва не наступил мне на ногу.
— Будь моя воля, я бы отменил казнь за воровство, а вместо этого стал бы приговаривать к повешенью предателей… тех, кто лицемерно завоёвывает доверие, а затем разрушает чужую жизнь.