Наблюдая из окон Высокого замка за суетой в польских и литовских таборах, за размеренной работой русинов возле
бомбард, за отрядами татар, вечером отлетающих грабить прусские поселения, утром приползающих с пухлыми переметными сумами, горестно думал о бедах, постигших Орден. Юнгинген, Юнгинген! Какая-нибудь мелкая ошибка, неточный приказ, неуместная жадность — и неотесанные поляки, дремучая литва, тьмы сарацин вытаптывают орденские земли, жгут и разносят орденское добро, низводят на нет вековые труды крестоносцев. Каждый день осады утяжеляет позор Ордена, каждый день их пребывания здесь — это грабежи, захват новых замков, смирение малодушных, это оскорбительный для тевтонского духа польско-литовский гнет. Но, рассуждал Плауэн, выбросить Ягайлу и Витовта из орденских границ без чужой помощи невозможно, а когда придет эта помощь — неизвестно. И после своей победы под Грюнвальдом оба захватчика с пустыми руками не уйдут, потребуют земель. Пусть порадуются, попользуются, лишь бы ушли, дали время воспрянуть, позже все возвратим. И Генрих фон Плауэн выслал герольдов с предложением начать переговоры о перемирии до дня выборов великого магистра, а уж тот с полным правом будет обсуждать условия мира.
Король согласился.
Осада прервалась, наступила тишина, и тогда свеценский комтур с десятком рыцарей выехал из замковых ворот. В отдалении у королевского шатра стояла плотная толпа радных панов, и оттуда прискакал к наместнику маршалок Збышек Брезинский.
Комтур сказал:
— Передай, рыцарь, своему королю следующее наше обращение: «В недавней битве войско Ордена было разгромлено и побеждено. Сокрушенные невзгодой, мы пришли к тебе, почитая тебя миролюбивым победителем. И вот я, которому это ближе всего, ибо я действую за павшего в бою великого магистра, призываю тебя, король, во имя господа нашего Иисуса Христа и его крови, пролитой во спасение рода человеческого, и во имя матери божьей, благословенной девы Марии, вскормившей самого господа, отвратить от нас меч мщения и не стремиться уничтожить наш Орден навсегда. Мы же и ныне и впредь открыто признаем, что получили от тебя, король, вечное благодеяние, если ты примешь для Литвы землю Жмудскую, а для себя земли Добжинскую, Кульм-скую, Михаловскую и Поморскую, но оставишь Ордену земли Пруссии, приобретенные от варваров за века кровопролитных войн!»
Королевское окружение в это время гадало вслух, о чем просит Генрих фон Плауэн: сохранить Мальборк? не трогать часовни? оставить крыжакам хоть бы одно мальборкское комтурство? откупиться золотом, которого, по рассказам, полно во всех башнях Верхнего замка? Некоторые бурчали: мол, что с ним толковать, выходи, слагай оружие и бухайся на колени, а уж мы поглядим, что взять, что оставить! Некоторые мечтали: эх, рубанул бы его Збышек от уха к уху; эх, взял бы его Збышек за ворот да сюда — и конец осаде!