Те сразу очутились в жадном, молчаливом людском кольце.
С остервеневшим Кешкой едва пять мужиков справились, бросили его в каталажку, заперли дверь. Он все кулаки отбил, скобку оторвал, того гляди дверь вышибет, грозит, ругается:
- Удавлюсь!!
Толпа хохочет, острит и про бродяг забыла.
- Вот, Кешка, и ты в копчег попал...
- Не ори!.. Эн Тыква идет... Постой давиться-то...
Много народу собралось. Бабы поодаль стоят, шепчутся, девок мало спят еще, парни, почти прямо с гулянки, среди мужиков жмутся, позевывают, клюют носом, детишки возле матерей на цыпочки подымаются, вытягивая шеи, на руки к матерям просятся.
Вся крыша чижовки, как поле цветами, усеяна ребятами.
Федота нет, ему некогда, на пашню укатил. Бродяги на колени опустились: только Лехман, выше всех среди толпы, столбом стоит, угрюмо смотрит в землю.
- Люди добрые... - тихо начинает Антон.
- Чуть жив... Осподи... - причмокивают бабы и качают головами.
- Смилуйтесь, люди добрые... Пожалейте...
И все время, пока он говорит, Ванька Свистопляс, стоя на коленях и широко опершись ладонями в землю, то и дело бухается в ноги мужикам и тихо, без слов, скулит...
- Пойдем, ребята!.. - громко сказал бродягам Пров. - Нечего тут...
Толпа утихла.
- Вставай! - приказал Пров.
- Люди добрые!.. - взмолил Антон. - Меня казните, их не трогайте... Мой грех... Я все напакостил...
- Ты?! - крикнул Крысан и вылез из толпы. - И моего мальца ножом пырнул ты?!
- Ну, я... ну... - уронил Антон.
Крысан так крепко стиснул зубы, что черная бороденка хохолком вперед подалась, а скулы заходили желваками.
- Вон лесовик-то стоит!.. Орясина-то!.. Вон кто... Бей его, ребята!!
- Стой! - схватил Пров за ворот Крысана. - Не лезь!.. Мы сами разберем.
- Дурачье... Чалдоны... - презрительно прогудел Лехман и ударил по толпе взглядом.
Сенька с Мишкой - два друга - с кулаками подлетают, громче всех орут:
- Они, варнаки, и коров перерезали... Не иначе!
На Прова напирает возбужденная толпа.
- Стой! Сдай назад!.. Черти!
- А-а-а... Заступник?..
Бабы от перепуга к месту приросли. Толпа напирает и гудит. Кто-то пальцы в рот вложил и оглушительно свистнул.
- Бей их!
Тюля отчаянно взвыл, Лехмана к земле за штанину тянет:
- Дедка, проси... Дедка, на колени...
Пров охрип:
- Сдай, тебе говорят!!!
Но голоса пьяно ревели:
- Расшибем!
Улюлюкали, кулаки сжимались, глаза метали молнии, все ходило ходуном.
И вдруг толпа враз грянула ядреным, зычным хохотом и утонувшими в смехе глазами унизала неожиданно кувырнувшегося рыжего Обабка.
Обабок, ко всему равнодушный, стоял пред этим смирнехонько рядом с Провом и, мечтая о бутылочке, только что потянулся и сладко позевнул, а какой-то парнишка, наметив с крыши в Лехмана, как трахнет невзначай в широко разинутый Обабков рот липкой грязью. Обабок на аршин припрыгнул и, дико выпучив глаза, шлепнулся задом наземь: