- Нет, стой, хрещеные... Я вас возворочу...
XXVIII
- А не уволите ли вы нас, ребята? - на ходу робко спросили Власовы.
- Хе! - по-собачьи оскалил белые зубы Цыган. - Вы очень даже хитропузые... Я вас так уволю, что...
Власовы прикусили языки.
Науменко остановил лошадь:
- Привстань-ка, старичок... - и подложил под простреленную, в крови, ногу Лехмана свой армяк.
Лехман застонал, пристально поглядел а глаза Науменко и сказал:
- Пить.
Тот достал из передка туесок с квасом.
- Эй, ты! Цыть!
- Да ну-у, Крысан... Чего ты, всамделе... - уговаривал Науменко.
- Им все одно крышка!..
- Ну, я им заместо попа буду... Дозволь, пожалуста... вроде как причащу... - И Науменко горько улыбнулся.
Цыган захохотал. Бродяги жадно пили квас.
Науменко опять стал просить мужиков:
- Ребята, вы идите с богом домой, а мы вот с товарищем - тут недалече живем - запряжем коней да доставим людей-то в волость...
- В воло-о-ость?! - ехидно протянул Крысан и весь задергался. - А оттуда куда? Не в Расею же... Уж их тут, в Сибири-то, сколь побито?.. Си-и-ла... - и желваки за щеками быстро заходили.
- Грешите, дьяволы, одни! - с сердцем бросил вожжи Науменко.
- А это видел?! - загремел Цыган, выхватив из-за пояса топор.
Заскрипела телега. Опять пошли.
Тюля был крепче всех: его не топтали сапогами, как Ваньку и Антона... И потому, что много еще было непочатой силы в Тюле, ему неотразимо хотелось жить.
Страх исчез в Тюле, и подбитые глаза его дерзко щупали лохматую стену тайги.
Но Крысан зорко смотрит, чует, должно быть, его намерение, по пятам идет, сверлит глазами спину.
Зло берет Тюлю.
- Ты не шибко на тайгу-то пялься... - поравнявшись с ним, скрипит Крысан и хихикает.
У Тюли сжался кулак, он хотел с размаху ударить Крысана в висок, но сдержался, а левая нога его сладко ощутила лежащий за голенищем нож.
- Не сумлевайся, - бросает он Крысану, стараясь пропустить его вперед, но тот, дав Тюле тумака, сквозь зубы цедит:
- Наддай шагу...
Тюле это нипочем, широко про себя улыбается улыбкой тайной: в мыслях он уже давно по тайге дешевым скоком носится, давно на своей воле живет... Ух ты...
У Ваньки Свистопляса все тело ноет, ресницы дрема смыкает. Идет или нейдет Ванька, жив или помер - не знает, не хочет, не может знать. Голоса спорят о чем-то, ругаются. Чуть приоткрыл глаза: скрипит телега, на ней Лехман, возле Лехмана, скрючившись, Антон. Телега скрипит, на телеге Лехман... Стонет... Слипаются у Ваньки ресницы... Вздрогнул, осмотрелся, ноги сами собой идут, в кустах корова рыжая... нет, черная...