Лязг. Меня встряхивает, останавливаюсь. Лязг, движение продолжается, но уже по горизонтали – куда-то влево. Да и вдобавок, кажется, по какой-то дуге, если я правильно понимаю направление. Иначе-то ориентироваться нельзя – кругом кромешная тьма.
Однако эта тьма полна звуков и запахов. Чьё-то сопящее дыхание, шуршание, запах женских духов… Приторный. «Шинель N5», блин. Это я знаю, эту слащавую дрянь обожала моя опекунша Джаннет. Ещё запахи. Медицинские какие-то – спирт, лекарства или ещё какой-то формалин… Хотя насчёт формалина на самом деле не знаю – никогда не видел его.
Лязг, остановка. Судя по эху – помещение довольно просторное. Настоящий зал. И тут тепло, а не ноль градусов, как было на улице.
– Я хотел бы сыграть с вами в одну игру, – послышался искажённый помехами голос.
Сверху ударил столб света, освещая середину подземного зала. Я инстинктивно зажмурился по темноты, проморгался, пытаясь прогнать пляшущие в глазах пятна.
В круге света стояло футуристично выглядящее инвалидное кресло в котором сидел худой старик, одетый в чёрный костюм, украшенный на груди алой розой, белую рубашку и чёрный галстук. Его голова было безвольно запрокинуто на плечо, средней длинны седые волосы торчали во все стороны, а немигающий взгляд был направлен в одну точку.
– Рад приветствовать вас, леди и джентльмены, на нашей игре «Кайзеркриг», – неожиданно донеслось откуда-то со стороны старика.
Складывалось ощущение, будто бы говорят по радио или транслируют запись… Или это так работает штуковина, усиливающая речь у тех, кто не может нормально говорить. Где-то я такое уже видал.
– Моё имя – Саймон Сёрт, – прохрипел старик. – И сейчас я вкратце объясню правила новичкам… А вы здесь все новички. Кроме победителя прошлой игры, конечно.
Итак, правила игры.
Единственное правило «Кайзеркриг» – моё слово. Нет иных правил, кроме моего слова. Нет иных правил, кроме моих приказов.
Я могу приказать вам играть в бейсбол, готовить барбекю, сочинять стихи или убивать друг друга – вы должны будете подчиниться. И на самом деле вряд ли я буду приказывать вам сочинять стихи, ведь вы – не поэты, а убийцы. Различные умениями и методами, но все вы отнимаете чужие жизни. Все вы не старше шестнадцать лет – достаточно взрослые, чтобы уметь убивать и недостаточно взрослые, чтобы бояться убивать. Или вообще бояться.
Дар и проклятие детей-солдат в том, что они не взрослые, а дети всегда будут более жестокими и бесстрашными.
Так что поэтому я, скорее всего, буду приказывать вам убивать – друг друга или кого-нибудь ещё. А убивать или быть убитым – выбор будет уже только аз вами.