Ни здравствуй, ни до свидания — ушёл. Борис ему вслед проворчал: «Жулик проклятый! За что только деньги берёт!» Растянулся на спине, закрыл глаза. Но о том, чтобы заснуть — не было и речи. Тревожные мысли носились в голове. В висках стучали слова: «Поток, масса. Всё липкое, — ползёт, жмёт, затрудняет ток крови…» Тьфу, чертовщина!..
Повернулся на бок. А слова стучали, стучали… Всё те же: «Поток, масса…»
«Не велю пускать чёрного дьявола! Мошенник какой-то! Ну и ну! Наслала мне матушка шаманов! И чего только не придёт ей в голову».
А перед глазами стоял всё он же… чёрный, отрешённый; — он, словно цыганка, цепко захватил его руку и вещает о жизни, о дорогах, о скорой неотвратимой беде.
«А-А… пошёл он к чёрту! Чтоб духа его больше не было!»
Достал из тумбочки тарелку с пирожками, стал демонстративно пожирать принесённые отцом припасы.
В палату вошёл хирург Анатолий Александрович Постников — молодой, стройный — ни грамма лишнего веса. Борис всех так оценивал: есть лишний вес или нет. Стройных, изящных отличал, — втайне завидовал и давал им высшую оценку. К полным питал снисходительную жалость. Сильно располневших встречал как старых знакомых, мысленно повторял запомнившуюся фразу Льва Толстого: «Неприятна была в нём только какая-то потность и опухлость всего лица, почти скрывавшая маленькие серые глаза, как будто он весь был налит портером».
— У вас был доктор. Ваш, персональный? — сказал Постников. Спрашивал так же, как и Морозов.
— Да-а, в некотором роде. Мать его посылает.
— Вы верите ему?
— Нет! То есть, и да и нет. Он подает надежду на выздоровление.
— Надежда — это хорошо. Наш древний учитель Гиппократ сказал: «Надежда на выздоровление — половина выздоровления, а врач — само лекарство».
«Эрудит», — думал Борис, любуясь чистеньким, опрятным видом доктора, его независимой позой.
«Хирургия крови. Операции без скальпеля, — говорил профессор Соколов. И показывал на него, Постникова. — Их целая группа — врачи, инженеры. Новаторы, разведчики будущего».
Здесь, в больнице, имея много свободного времени, Борис всё чаще задумывался о своей работе — мучила и казнила бесплодность исканий его лаборатории, он с горькой усмешкой вспоминал пустопорожнюю институтскую суету, вечные прения. «Калякальщики! — с презрением думал о себе и своих коллегах по лаборатории. — За широкой спиной отца можно без конца ка- лякать. В любом другом месте мне бы давно указали на дверь».
В такие минуты завидовал каждому человеку, за которым видел конкретное полезное дело.
— Вам придётся перейти в общую палату, — сказал Постников, не вынимая рук из карманов халата.