— Ну-ну! Я-то тебе всё говорю. Почти всё.
— Да говоришь, но как?.. Между прочим, со смешками, а он вот взял и врезал: убиваю собственную плоть и разум!
— Ну, знаешь, Борис! Какая муха тебя укусила? Вес твой — беда твоя; и коньяк, и папиросы, и ночные бдения — с этим надо кончать. Но если бы одним воздержанием можно было вылечить сердце…
— Думаю, можно.
— Ты веришь в это?
— Верю.
— Хорошо. Но надеюсь, ты не будешь требовать, чтобы все другие средства лечения…
— Не отменяй. Лечи. Но убавь дозы и всякие там медикаменты. И готовь на выписку — скажем, через недельку.
Морозов, желая сгладить неприятный осадок, взял за руку друга, примирительно заговорил:
— Может, ты и прав. Может, твоя полнота и в самом деле главная причина недуга. Но я врач, обязан видеть всю картину болезни и применять комплексное лечение. Между прочим, не исключена операция. Бескровная, без скальпеля. По методу гравитационной хирургии. В нашей стране её разрабатывает и совершенствует академик Олег Константинович Гаврилов. Наш профессор Сергей Сергеевич Соколов — тоже. Конечно, если ты согласишься.
Вскоре к Борису пришел экстрасенс — тот, первый, что приезжал на дачу и по запахам, исходившим от шляпы, установил верный диагноз.
Борис встретил его вопросом:
— Как думаете, показана мне операция или нет?
Целитель смотрел на него, как на малого ребёнка или сумасшедшего. На вопрос не реагировал.
Взял руку Бориса, поднёс к носу. Казалось, он хотел её поцеловать, но нет: держал руку на некотором расстоянии от своего лица, отрешённо-невидяще смотрел на Бориса.
Качан повторил вопрос. Но и на этот раз сенс молчал; мыслями витал где-то далеко, будто бы пациент и вовсе не интересовал его высокую надменную особу.
Но вот его лицо оживилось, он отпустил руку.
— Операция? Вам предлагают операцию? — и посуровел, круто сдвинул брови: — Операция — область врачей. В моих правилах не вмешиваться в ход официального лечения.
— Я настаиваю. Скажите: мне показана операция?
— Мой метод лечения — иной; я не вторгаюсь в область заповеднейших тайн природы. Я слушаю запахи, по ним рисую картину.
— Что же мои запахи? Есть непоправимая патология?
— Запахи говорят: необратимых поломок нет, есть чужеродные наслоения. Они смердят и давят, распространяются саранчой. Сплошной поток, стена, масса — всё липкое, обильное, и всё ползёт, жмёт, затрудняет ток крови. Вы ещё живы, потому что молоды. Будь вы постарше — смрад бы задавил, унес в небытие.
— Но это — шаманство! К чему пугать?
— Думайте, молодой человек, думайте. Моё лечение абсолютное. Срывов нет. Думайте. Явлюсь через неделю.