Курнавин был бледен, он платком вытирал пот с лица.
Поднял глаза на Бориса:
— Трудно даются мне сеансы. Возраст.
И он грустно, и как-то тепло, по-родственному улыбнулся.
— Вам, я надеюсь, полегчало.
— Да, да, — заторопился Борис. — Мне совсем хорошо. Болей как не бывало.
Сказал, а сам прислушался к биению собственного сердца. И не понял: были там боли или они вовсе отступили. Тяжесть под сердцем сохранялась, но он теперь не испытывал страха, его сердце билось реже и спокойнее.
Николай Семёнович подошёл к Борису, показал ему ладони. Они были чуть припухшими, цвет малиновый.
— Вы знаете, какая у них температура?
Борис покачал головой: он этого не знает.
И так же не торопясь, как он всё делал, Курнавин поднёс ладони к щекам Бориса: ладони были горячими, даже будто бы слегка обожгли щёки больного, — он отвернул голову.
— Ого-о! Странно!
— Нет ничего странного. Будируя ваше биополе, я пропустил через свои ладони большое количество собственного электричества. Иногда я так увлекаюсь, что они потом долго и после сеанса болят, как от ожогов.
И с минуту помолчав, добавил:
— Электричество есть в каждом человеке, только не каждый умеет вызывать и направлять его потоки. И сила электричества, или как мы говорим, биополя, у каждого разная. А теперь вам надо поспать — здесь же на траве.
Прислонил ладонь к земле, сказал:
— Здесь теплый песок, лежать на нём не опасно.
Он затем достал из кармана три таблетки, подал Борису:
— Две таблетки помогут вашему сердцу, одна — снотворное.
Борис проглотил их и блаженно растянулся на траве. Засыпая, он подумал о Наташе: «Хорошо бы, ничего не узнала», но сказать Курнавину не было сил. Он тут же заснул и проспал до глубокого вечера — почти до темна.
Проснулся от лая Атоса. Пёс бегал вокруг и, не смея коснуться, громко лаял.
Тут же стояли Николай Семёнович и Наталья с мотоциклом.
— Соня-засоня, поднимайтесь! Поедем.
Голос Наташин — звонкий и добрый. Она придерживает мотоцикл за руль, улыбается.
— Эх, вы! Путешественник!
Борис поднялся, смущённо оправил одежду, отряхнулся.
— Однако же, вздремнул я, — пытался шутить.
— Вы можете сидеть на мотоцикле? — спрашивал Курнавин.
— Могу, конечно.
Подошёл к мотоциклу, тяжело взгромоздился на заднее сиденье. Наташа тихонько тронула и так же тихо поехала. Через несколько минут подкатила к калитке морозовского дома. Не поворачивая головы, сказала:
— Ни есть, ни пить вам нельзя. Николай Семёнович велел спать.
Борис поблагодарил Наташу, смущённо и виновато улыбнулся. Поднявшись к себе, он разделся, улёгся в постель. И очень скоро уснул. И спал почти до обеда следующего дня.