— Что с тобой? Ты нездоров?..
— Успокойся. Я вполне здоров. Я только не понимаю, зачем ты мне подсунул этот дурацкий рассказ о Гагаенко. Вы все, верно, сговорились и тычете в нос эту мою слабость. Поздно меня перевоспитывать! Я человек взрослый и метаморфозам не поддаюсь.
Морозов взял со стола папку, стал читать. Увидев выписки о Гагаенко, всплеснул руками:
— Неужели ты, взрослый и умный человек, способен по таким пустякам обижаться? Ну, подумаешь — Гагаенко!.. Много ел, плохо кончил.
— Ладно!.. остынь. Не о том речь. Скажи лучше: зачем Чугуеву — Гагаенко?.. В толк не возьму. Хирург — и вдруг певец-обжора. Где тут связь?..
— Ах, Боже мой! Чугуев — хирург, ученый — да, но сверх того, он ещё пишет книги литературные, — о людях, о времени, с уклоном медицинским. Да вон они, его книги — на полке лежат.
Говорил спокойно — ведь ничего не случилось. Ну, уронил лампу. Только и делов!
Качан ворчал на друга, а втайне обращал свою речь к себе; старался окончательно успокоить нервы и не показывать другу мгновенно вспыхнувшую обиду.
Говорил всё спокойнее:
— И что же — он собирает материал? В том числе у тебя просит?
— Ну, да, конечно; я тут, в Москве, по давно заведенному, неписаному договору, выполняю всякие его поручения, но и он не остается в долгу. Я ведь тоже собираю материал. У меня есть тема — нужны консультации, советы…
— Попал я в компанию. Вот так, ненароком, в комедию угодишь…
Результатом этих бесед явилось окончательное убеждение Бориса ехать к ленинградскому чудодею-отрезвителю Геннадию Андреевичу Шичко.
На следующий день он пошёл на почту и позвонил в Ленинград, ему сказали: очередные занятия будут проводиться через месяц.
Дачную тишину взорвал мотоцикл — и в ту же минуту из растворенной настежь калитки вылетела соседка. Борис по направлению шума мотора мог заключить: Наташа поехала к старому пчеловоду.
Пошёл в дом, поднялся в кабинет. Отсюда из окна — он раскрыл его настежь — был хорошо виден небольшой, всегда подкрашенный свежей голубой краской, расцвеченный белыми узорами наличников дом старого пчеловода. Борис знал: пчёлы у него никогда не болеют, и берёт он с улья пятьдесят килограммов мёда. И ещё директор совхоза говорил: Иван Иванович, сколько его помнят люди, работал кузнецом, — и сначала в колхозе, потом у них в совхозе трудился до старости. Наталья водила с ним дружбу и часто к нему ездила.
Сейчас из-за тумана голубой дом не был виден, но шум мотора, путаясь и пропадая в скоплении домов и деревьев, доносился со стороны холма, на котором, как сторожевой дозор, стоял весёлый и нарядный дом пчеловода.