. При этом, по замечанию В. Ф. Кормера, "всякой революции присуща карнавальность, ибо уже сам выход народных масс на площадь предполагает установление карнавального фамильярного контакта, означает торжество духа освобождения, ибо основные революционные акции - развенчание - увенчание, отмена прежнего иерархического строя, прежних святынь и т.п. - имеют прямое отношение к символике карнавала
[618].
Навязанность чужого интереса массе - одна из основных предпосылок политического отчуждения. На индивидуальном уровне, особенно индивиду с высокой политической культурой, чужой интерес навязать достаточно сложно, хотя и у таких людей случается абберация политического зрения. Индивиды же с низкой политической культурой, со сформировавшимися раз и навсегда жесткими политическими установками в большей степени склонны к внушению, особенно если они сорганизованы в массу, некую плотную группу.
Восприимчивость массы к чужому интересу связана и с тем, что поведение отличается от поведения в тех же обстоятельствах индивида. С другой стороны, известно, что поведение массы дает примеры не только негативного и бессмысленного поведения, но и вполне целесообразного и даже героического: "Нравственность массы может быть выше, чем нравственность составляющих ее индивидов, и...толпа способна на огромное бескорыстие и самопожертвование" (3. Фрейд)[619].
Однако и в этом случае массовое ощущение преодоления отчуждения иллюзорно. Здесь действуют механизмы всеобщей эйфории, основанной на солидарности и восторге. Тем более это иллюзия, если героизм, радость, воодушевление вырастают из массовой идентификации с харизматическим лидером. Напомним, что фашизм был харизматическим ответом на отчуждение.
По замечанию Б. Заблоцкого, "харизма преодолевает отчуждение, позволяя людям до известной степени идентифицировать (соотносить) их собственные интересы с интересами коллективными, а тем самым достичь консенсуса посредством важных коллективных решений"[620]. Остается добавить, что харизма не столько "преодолевает отчуждение", сколько создает иллюзию "преодоления отчуждения".
В итоге, приходим к выводам, что:
1) массовое отчуждение отличается от индивидуального;
2) массовое отчуждение основано на идентификации массы с харизмой, лидером; индивидуальное же, как правило, - на неприятие харизмы;
3) "к середине XX столетия индивидуализм заменяется коллективными формами политической жизни"[621];
4) вместе с тем и как бы вопреки этому с того же времени именно институт прав человека, его свобод становится центральным в общественно-политической жизни, и в нем находит свое приложение также проблема отчуждения - как массового, так и персонифицированного. Два обстоятельства актуализировали права и свободы человека и гражданина - коммунизм и фашизм, точнее, их преодоление. Чисто коллективистские формы разрешения глобальных экономических и технологических проблем - через фашистскую и коммунистическую модернизацию - оказались сопряжены с такими потерями, что не осталось ничего другого, как вновь опереться на либерально-демократические ценности. Соответственно произошла трансформация и феномена отчуждения, прежде всего политико-государственного и юридико-правового.