Интересно, что правовая аномия в России в известном смысле усложнена дополнительными адаптационными препятствиями. Официальная политическая и правовая доктрина полностью видоизменилась, во многом она сориентирована на способность гражданского общества и самих индивидов к самостоятельным действиям и саморегуляции. Однако к этому - ни объективно, ни субъективно - граждане, общество, государство не были готовы: саморегуляционные способности и возможности наращиваются в основном практическим и психологическим опытом. В таких условиях эмпирическое приспособление в правовой сфере выступает как правонарушение для индивида, а правонарушаемость становится характеристикой общественного состояния в целом. При соответствующей отягощенной наследственности нации - устойчивом правовом нигилизме неизбежна криминализация общественно-государственной и частной жизни, усугубляемая явным дефицитом как политико-правовой воли властей к минимизации криминального образа жизни, так и самого социального контроля.
Переходные ситуации характеризуются и тем, что на практике действует не то чтобы старое право (хотя и это тоже), но старые юридические стереотипы в применении нормативных актов. Переориентированное же на новые правовые положения сознание приходит в конфликт с этим обстоятельством правовой жизни, что усугубляет правовую апатию, подрывает только-только сформировавшееся доверие к новой правовой системе, претендующей на демократичность и цивилизованность, и в целом девальвирует восприятие права как ценности[622].
Главный деалиенационный фактор в этой ситуации - конституционное установление границ государственной власти, пределов ее правового вмешательства в жизнь гражданского общества, увеличение числа доброкачественных конституционных норм прямого действия.
На практике же мы сталкиваемся не с укреплением таким правовым образом всех трех ветвей власти, не с увеличением эффективности властных механизмов, а с усилением властно-репрессивных, квазиправовых рычагов, с тенденцией намеренного (пусть вынужденного) нарушения фундаментальных норм конституционного права.
Право, которое способствует политической и правовой деалиенации, должно быть ориентировано на индивида, защищать его, представлять его интересы. Индивид - начальная точка отсчета в "деалиенационном" праве. Еще раз подчеркнем, что идея права исходит из частности человеческого существования и связана не столько с интересами государства, сколько с интересами личности. Выражение "деалиенационное право" взято в кавычки, чтобы подчеркнуть релятивный характер "деалиенирующей функции" всякого, даже самого совершенного права. Как уже говорилось, последнее по самой своей природе есть признание отчуждения и закрепление его, так как разделяет право (правомочие) и обязанность, субъект и объект, кредитора и должника и т. д., а с другой стороны - разделяет, обособляет власть и подвластного, государство и гражданина; наконец, фиксирует обособление человека и гражданина, частную жизнь и политическое существование. Но чем точнее, полнее, более гарантированно право это делает, тем уравновешеннее, гармоничнее, гуманнее это правовое отчуждение, неизбежное само по себе. Так что деалиенационное право - это право, не упраздняющее отчуждение, но гуманизирующее его посредством обеспечения правовой свободы человека.