Я сел рядом с Юраем, который расположился в тени БМП-2 и молча наблюдал за нашим с Си Джеем разговором.
– Ничего не хочешь сказать? – спросил я после долгого молчания.
– А нужно?
И правда…
– Но тебе это всё не по нутру?
– Знаешь, садж… Мне уже всё равно… – с тоской произнёс Блазкович. – Я уже ничего не знаю и не понимаю. Мне даже плевать на то, выберемся мы отсюда или нет. Я просто хочу, чтобы это всё уже закончилось. Все эти «штормовые стражи»… полковник Коннорс…
– Коннорс – не жилец.
– А мы?
– Думаю, что мы оба знаем ответ, Юрай. – Я устало прикрыл глаза.
– Юрий, – неожиданно произнёс наёмник. – Моё настоящее имя – Юрий. А его звали Гришей. Григорий Долинин.
– Русские, значит. – Я без особых эмоций воспринял эту новость, переходя на родной язык. – Земляки, значит…
– А…
– Саня Симонов… Был когда-то. Теперь известен как Алекс Грей.
– Почему мы не знали об этом? – нахмурился Юрий.
– А почему вы должны были об этом знать? – равнодушно бросил я.
– Но ведь ты же как мы… Или нет?
– А вы – это кто?
– Те, кто ведёт разведку.
Мне стало смешно… Наверное. Потому что сейчас я уже почти забыл, каково это – смеяться.
– Шпионы? – усмехнулся я. – Спецназ ГРУ, Штирлицы…
– Нет, нас завербовали, когда мы уже… А, к чёрту. Разве ж это теперь важно… – вздохнул Юрий. – Не это мы думали здесь найти, совсем не это…
– А что же тогда? – без особого интереса спросил я. Просто потому что хотелось поговорить с кем-то. О чём угодно. Потому что, наверное, в последний раз…
– Нам сказали, что тут испытывают какое-то оружие. Может, химическое, может, биологическое, климатическое, психотропное или ещё какое-то… Потом решили, что это прикрытие вывоза кувейтского золота. И когда узнали, что твою группу отправят сюда, – направили нас с Гришей разузнать, что к чему. А теперь всё стало вот так…
– Ясно…
Честно? Мне было на это плевать. Какая разница, кто есть кто из нас? На кого работал, чего хотел, кем был. Разве это теперь важно?
Не так важно, кем был мой товарищ – американским наёмником Дойлом или русским разведчиком Долининым. Главное – он дрался вместе со мной, спасал мою шкуру, прикрывал меня…
А теперь его нет.
И неважно, был ли хорошим человеком Кирк. Хороший человек не национальность, да кто в нашем мире без греха? Младенцы разве, что ли… Но Кирк дрался со мной, спасал мою шкуру, прикрывал меня…
А теперь его нет.
А теперь нет десятков человек, что нам пришлось убить за эти дни. А теперь и так едва живой город умирает, и тысячи людей в нём тоже обречены на смерть.
Нет, мне их не жаль. Моих товарищей мне жаль, остальных – нет. Никого не жаль. Просто…