— Врач был? — спросил я.
— Да она уже хорошо себя чувствует, — сказала ты и с интересом уставилась на меня. — А ты почему, собственно, не на работе?
Я дотронулся рукой до лобика Маши — лобик показался мне лишь чуть теплым.
— Температуру мерили?
— На ручки, — сказала Машенька, отбросив медвежонка.
— Ну что ты сеешь панику? — сказала ты. — Девочке лучше…
— Да у нее же двустороннее воспаление легких, — сказал я с легкой дрожью в голосе. — Пойми, воспаление легких, двустороннее!
Я прислонился щекой к Машенькиному лбу — лоб был горячим.
— Папа, на ручки!
— Ну и паникер! — сказала ты, но отложила свое рукоделие и стала искать градусник.
— Почему ты не вызвала детского врача? — спросил я очень тихо и, не дожидаясь твоего ответа, вышел.
Твой отец, точь-в-точь как другие пенсионеры-дачевладельцы, седой, с брюшком, в неизменной голубой майке, катил навстречу тачку с удобрением. Поравнявшись со мной, обтер пот и сказал, что главное — это не паниковать, что надо заварить малинки на ночь, как бывало в прежние времена… Я и его не стал слушать (хоть он по-своему и любил Машеньку) и быстрым шагом направился в поселковую амбулаторию.
Я вернулся через час, взмыленный, злой, ведя почти за руку педиатра — толстую краснолицую женщину в белом халате. И только она взглянула на Машеньку, только нащупала пульс, как тут же закричала на нас:
— А утром что вы думали? Почему не вызвали? Температура?
— Тридцать восемь и семь, — пролепетала ты.
Толстая красная женщина внимательно, холодновато посмотрела на тебя, но ничего не сказала и стала выслушивать Машеньку.
— Надо немедленно класть в больницу.
— Но у нас дома все условия, — побледнев, сказала ты. — Мы можем даже заплатить, если надо…
Женщина снова ничего не ответила и пересела за стол выписывать рецепты.
— Разденьте, уложите под одеяло. Сейчас я пришлю сестру, она сделает инъекцию. Вечером — еще раз… Так не хотите в больницу?
— Нет-нет, — сказала ты. — И кто бы мог подумать? Повалялась вспотевшая на травке…
Как я презирал тебя в ту минуту! Первый раз в жизни презирал. За что? Есть такая казенная, но очень точная формулировка: «Преступная халатность». Так вот, в моих глазах ты была преступницей такого рода.
Я взял рецепты и пошел вслед за врачом.
— Скажите, это очень опасно — у дочки? — спросил я ее уже за калиткой.
— Палец оцарапаете, и то бывает опасно, — сказала она, не глядя на меня, и повторила: — Сейчас я пришлю сестру.
Я понял, что опасно. Даже, может быть, очень. Я побежал в аптеку, а когда возвратился — сестра кипятила на нашей плитке инструмент. Машеньку пришлось крепко держать: она уже знала, что такое уколы. Горько плакала она, уткнувшись в твое плечо, и слабым, сухим от жара голосом повторяла, словно взрослая: