— Знаем мы эти лечения! Езжай. Потом я тоже поеду в дом отдыха поправлять нервы.
— Не ругайтесь, — сказала Маша. — Папа, на ручки!
Я взял Машу на руки.
— Удивляюсь тебе, Татьяна, — сказал я. — Минуту назад ты говорила одно, сейчас — другое…
— Что я говорила? — перебила ты меня. — Я говорила, что можно дома…
— Да я от дома и заболел.
— Ты от работы заболел. Оттого, что со своим Вадиком доказать что-то хотите, очень умными себя поставить, — вот отчего. Работали бы, как все, и не было бы никаких переутомлений, это точно.
— Ты ошибаешься.
— Точно. А то больше всех им надо, донкихоты нашлись… Недаром от Вадика жена ушла!
— А это ты уже совершенно зря, — сказал я. Меня начало охватывать раздражение, и было обидно за друга. — Вадька — талантливый парень, настоящий инженер и ученый будущий. И жена еще пожалеет, — добавил я, сдерживаясь. — Ты же не знаешь, в чем суть. Суть в том, что у нас многие хотят работать по старинке, только с логарифмической линейкой, и не потому, что не понимают пользы вычислительных машин, а потому, что для работы с машиной нужна специальная подготовка, то, чего прежде наши технические вузы не давали своим выпускникам. Нужно доучиваться. Кстати, я тоже должен доучиваться, но я сейчас не об этом… Вадик не донкихот, — продолжал я, опять невольно возбуждаясь, — Вадик предложил принципиально новое решение, и я за него буду драться, пусть хоть весь отдел станет против; выгода от его предложения огромная, но надо все серьезно обосновать, а это как раз и не под силу тем, кто умеет пользоваться одной линейкой. Доходит до тебя?
— Вот я и говорю: умные чересчур.
— При чем тут умные! Нам, возможно, придется втроем или вчетвером проворачивать всю работу, для этого тоже надо быть здоровым.
— Ну, езжай, езжай…
Ты словно чувствовала, каким горем обернется для нас эта поездка.
— Езжай! — повторила ты в третий раз.
— Не ругайтесь, — сказала Маша и обняла меня за шею.
Мы пошли с ней на кухню и стали делать «тянучки» — растапливать на огне в столовой ложке сахар.
— А ты скоро обратно приедешь? — спросила Маша.
— Через месяц, — сказал я.
— Месяц — это много или мало?
Я пожал плечами.
— Не знаю, Машенька. Кому как…
Мне показалось, что ты стоишь за дверью и прислушиваешься. Я хотел вернуться в комнату, но Маша цепко ухватила меня за рукав.
— Я тебе что-то на ушко скажу, — предупредила она. Личико ее было лукавым и немножко смущенным. — Поцелуй маму, — сказала она шепотом мне «на ушко», когда я наклонился…
Но ты не подпустила близко к себе нас с Машей.
— Нечего лизаться. Ужинай и спать. Раз больной, значит, больной.