В январе 1924 года белогвардейцы организовали крупное восстание в четырех уездах тогда еще Амурской губернии, перебросив из Сахаляна на советскую сторону большую группу бывших офицеров Амурского казачьего войска. В восстании участвовали местные кулаки и казаки. Трудовое крестьянство, несмотря на жестокие меры принуждения, им увлечь за собой не удалось. Менее чем через месяц восстание было полностью ликвидировано.
Однако белогвардейские вожаки — атаманы Семенов, Глебов и другие не прекращали налетов на советскую территорию. Всякий раз, встретив отпор, они скрывались в Маньчжурии, там пополняли потрепанные банды, получали от своих японских покровителей оружие, боеприпасы, обмундирование — и вновь переходили границу. Если им не удавалось проникнуть в глубь советской территории, они, учинив кровавый разбой, старались поскорее уйти за Амур. Вот в такой напряженной обстановке приходилось действовать в то время нашим органам безопасности на Дальнем Востоке.
Как-то мы получили данные, что в Сахалян из «главного штаба» белогвардейцев, находившегося в Харбине, прибыл специальный ревизор, чтобы проверить деятельность здешней белогвардейской организации. Этим ревизором был перешедший на нашу сторону русский офицер, бежавший в свое время за границу. Мне поручили увидеться с ним. Темной ночью на лодке я переправился в Сахалян.
В условленном заранее месте я встретился с «ревизором». Он принес тревожные вести: в верховьях Амура концентрируются белогвардейские банды, готовятся разбойничьи рейды в Приморскую, Амурскую и Читинскую области. Белогвардейцы держат в глубокой тайне свои замыслы. Места и время высадки на советскую территорию строго засекречены.
Нашим пограничникам крайне важно было знать, откуда именно грозит опасность, чтобы достойно встретить непрошенных гостей. Однако «ревизору» не удалось пока получить от сахалянских «коллег» нужные данные. Их собирались вручить ему только перед самым его отъездом.
Мы решили не торопить события, чтобы не вызвать подозрений. Но как «ревизор» передаст эти сведения мне? Лично встретиться мы уже не сможем. Как же быть?
Договорились так: он все коротко запишет и вложит записку в спичечный коробок. По дороге на пристань, проходя под декоративным мостиком городского парка, находившегося рядом с пристанью, он бросит коробок на откос, в траву. Я в это время должен сидеть в некотором отдалении на одной из скрытых зеленью скамеек и наблюдать за его действиями и обстановкой вокруг него.
Наконец наступил день возвращения «ревизора» в Харбин. Все шло как будто хорошо: я видел, как он подошел к мостику, вынул из кармана пачку папирос, спички. Но, шагнув под мостик, «ревизор» исчез из поля моего зрения. А через минуту-полторы из-за мостика донесся шум. Кто-то истерически крикнул: «Вот он — большевистский шпион!» Мимо меня пробежали полицейские, послышались возгласы на русском и китайском языках. Внезапно все стихло. Потом раздался третий — отправной — гудок парохода. Загрохотала лебедка, выбирая из воды якорь, судно отчалило от пристани, и я остался один со своими раздумьями и опасениями.