— Ну же, мадемуазель, продолжайте! Клянусь Святым Георгием, все это чрезвычайно интересно! Мы ловим каждое ваше слово! — мило и любезно улыбался молодой офицер.
— Мне нечего больше сказать, — ответила Батистина, осознав ошибку и сожалея о своей болтливости.
— Однако, мадемуазель, вы выражаетесь довольно ясно и бойки на язык! Вы доставили мне истинное удовольствие! — иронизировал офицер.
— Нет, сударь, я сказала не то, что хотела! Я только прошу дать карету и отвезти меня в лагерь Мориса Саксонского, — промолвила Батистина.
— Ого! Вам не откажешь в смелости! Да и в дерзости тоже! Не окажете ли вы мне честь сообщить ваше имя, мадемуазель!
— Окажу! Меня зовут Батистина де Вильнев-Карамей, — гордо заявила девушка, и в ее устах это прозвучало не хуже, чем «Я — королева!» или «Я — императрица!»
В глазах молодого блондина зажглись веселые огоньки. Он повернулся к остальным офицерам, а те все раскраснелись от возбуждения и подавали ему какие-то знаки, размахивали руками и подмигивали.
— She Knows somthing, Mylord.
— We must find out there those damned french have hidden there canons!
— We shall make her talk, Milord.
— We’ll beat it out of her!
— Peuh! Golonel Bumberton, with a littlie charm one can jbtain anything one wants from a lovely lass. I shall take care of this myself.
— I wish Mylord good luck and I hope to hell he succeds[14].
Батистина напрягла слух, чтобы уловить хотя бы какой-то смысл, но английские слова сливались в один сплошной звук «А-а-а-а».
— Чистосердечно признаюсь вам, мадемуазель де Вильнев, я очень огорчен тем, что наше гостеприимство пришлось вам не по вкусу, но я считаю своим долгом задержать вас на несколько дней. Мне нужно посоветоваться у герцогом Камберлендом. Но хотя мы с вами и враги, мадемуазель, с вами будут обращаться со всем уважением, на какое только способны британские джентльмены, — сказал молодой блондин по-французски.
Он улыбнулся и обнажил в улыбке ослепительно белые зубы. Он смотрел на девушку своими большими серыми глазами как истинный ценитель женской красоты и как человек, который знает силу своего собственного очарования. Батистина не смогла удержаться и не улыбнуться в ответ. Она вздрогнула от удовольствия, ощутив на себе этот откровенно восхищенный взгляд.
Жорж-Альбер отчаянно заверещал, будто сердился на нее за то, что она начала строить глазки англичанину и обмениваться с ним любезностями. Жорж-Альбер явно выказывал признаки ревности.
«Сказать по правде, я ошибалась. Он может быть очень мил, когда захочет, этот капитан!» — подумала юная кокетка, опираясь на руку, предложенную ей угрюмым полковником Бамбертоном.