Несколько минут король пребывал в глубокой задумчивости, затем поднял руку ко лбу и привычным жестом потер его:
— А как вы полагаете, мадемуазель де Вильнев, эта достойная всяческих похвал дама согласится сообщить мне свой рецепт? — спросил он с самым серьезным видом.
Батистина нахмурила брови:
— О нет, ваше величество. Сказать по правде, не думаю. Элиза такая скрытная… Я думаю, даже под пыткой она ни в чем не признается…
— Неоценимое качество! Какая, однако, замечательная женщина!
— Но, сир, я уверена… она с удовольствием тайком приготовила бы свой соус и угостила бы вас, — заверила короля Батистина.
Людовик XV прищелкнул языком.
— О, это было бы весьма любезно с ее стороны! А вы, мадемуазель, заговорили бы под пыткой?
— О, что до меня, сир, то все бы зависело от формы… — Батистина не стала уточнять, от формы чего зависело бы ее молчание, вопроса или пытки. В глазах короля вспыхнули веселые огоньки, а упрямая девчонка невозмутимо продолжала: — Сестры-урсулинки всегда твердили, что я самая невоспитанная!
— Самая невоспитанная? — удивился король.
— Да, да, сир! А еще они говорили, что я обманщица, задира, забияка и склочница…
— Пощадите! Пощадите! Что за несносное создание!
— Да, именно так все и есть, ваше величество. Во мне живут все пороки на свете, но я могу с чистым сердцем открыть вам секрет соуса для салата, хотя этот секрет мне не принадлежит!
Людовик XV расхохотался.
— Благодарю вас, мадемуазель, ваше напускное благочестие, ваш вид рассудительной послушной девочки меня очень обеспокоили… Ведь мы хранили в памяти образ очаровательной маленькой бестии с худенькими ручками и с огромными голубыми глазами теми самыми глазами, что я узнал в лесу… — добавил король, склоняясь к руке Батистины и еле касаясь ее в поцелуе.
Девушка улыбнулась и подняла на собеседника, не внушавшего ей никакой робости, свои чудесные глаза.
Людовик продолжал удерживать тонкую ручку, прижимая ее к сердцу.
— Вы, должно быть, думали, король забыл вас?
— Да, сир, думала.
— Вы очень сердитесь на человека, который не отблагодарил сестру своих самых верных подданных? — прошептал Людовик, опасаясь ранить девушку и не произнося имен Адриана и Флориса, погибших на королевской службе.
— Нет, сир, я не сердилась на вас. Правда, правда! Я редко оставляла дом, но я прекрасно понимала, вы очень заняты. Столько важных государственных дел! Я думаю, это очень сложно — управлять такой огромной страной. Элиза говорит, что лучше быть простым пахарем, чем королем, а выполнение простой работы приносит больше счастья, чем восседание на троне!