— Ах, мой капитан! Кончал бы ты строить глазки этой красотке! А то окажешься с куском железа в груди! — брюзжал Лафортюн, с тревогой поглядывая на Флориса, ехавшего по другую сторону кареты вместе с Федором и Ли Каном.
Грегуар и Элиза остались в замке. Жоржа-Альбера не взяли, опасаясь, что он выкинет что-нибудь неожиданное и неприличное. Он был этим ужасно обижен и улегся в постель со славной бутылочкой розового анжуйского вина в качестве утешения.
Было решено, что в Версале Адриан найдет женщину, которая поможет Батистине одеться.
— Дорогая сестренка, я так рад возможности поговорить с тобой наедине. Ты видишь, Флорис решил не досаждать тебе своим присутствием. Ответь мне честно, что ты чувствуешь к Флорису?
Батистина повернула голову и посмотрела на молодого человека, который нахлестывал коня. Если на дороге впереди оказывалась яма, он ловко направлял скакуна и заставлял его сделать красивый прыжок. Человек и конь словно составляли единое целое. Со своими выбившимися из-под треуголки черными кудрями он являл собой воплощение соблазнителя. Его красота, его элегантность были тем более заметны, когда он занимался своим любимым делом: бросал коня в галоп, дрался на дуэли на шпагах и на кулаках, Флорис был самим собой, когда впереди маячила опасность. Он не был предназначен для обычной спокойной жизни.
Флорис повернул голову, ощутив на себе взгляд Батистины. Легкая улыбка появилась у него на губах. Взор его неожиданно стал мягким и нежным. Он снял свою треуголку, чтобы приветствовать ту, что считалась когда-то его сестрой и в которой он теперь видел только невесту. Жест Флориса был искренен. Он хотел примирения. И, после зрелого размышления, был готов сделать первый шаг.
Батистина отвернулась и взглянула на Адриана.
— Ну, дорогая сестренка, открой мне твое сердце… Что же ты чувствуешь к Флорису? — настаивал старший брат.
— Отвращение! — сухо уронила Батистина, обмахиваясь веером.
— Отвращение! — повторил Адриан. Он был в ужасе.
— Пора, сир, — сказал Лебель, осторожно раздвигая полог кровати.
Людовик приподнялся на локте и дал знак лакею, дескать, все понял и следует за ним. Он посмотрел на Жанну-Антуанетту, мирно спавшую (или делавшую вид, что спит) рядом с ним. Его охватило странное и противоречивое чувство. Эта женщина ему нравилась. Ее очаровательная дерзкая выходка, когда она приказала отвезти ее к королю вместо подруги, не вызвала у Людовика раздражения, а наоборот, развеселила его. Он был страшно разочарован тем, что Батистина не приехала, и воспринял появление Жанны-Антуанетты почти с радостью. Однако теперь он колебался и не знал, как поступать дальше. Продолжать ли принимать ее в будущем? Король чувствовал, что под маской показной мягкости и нежности скрывается натура сильная и властная, и очень боялся этого. Казалось, эта женщина, хрупкая, как статуэтка из саксонского фарфора, на самом деле отлита из железа, а о себе Людовик знал, что он человек довольно слабый и безвольный.