Я взбодрилась: «Сам плывет в руки».
Я шла с Киром по коридору и мысленно планировала разговор. Как подобрать слова, как разжалобить, как соблазнить?.. На наших вечерах я с ним почти не общалась, ощущая пристальное нездоровое внимание Рода к любому проявлению внимания к его заместителю. Старалась не провоцировать и держалась от Кира подальше.
Когда мы повернули в слабо освещенный отсек, он сам тронул меня за руку, останавливая. Камер здесь не было, и он это знал.
— Ты была в медотсеке? Что он сделал? — голос был напряженный. — Он тебя избил?
— Нет, — отмахнулась я, — другое…
И сразу же, прислонившись к стене, спросила:
— Скажи, Кир, я тебе нравлюсь?
Мужчина окаменел, я услышала судорожный прерывистый вздох, словно ему не хватило воздуха.
— Ты хочешь знать, нравишься ли ты мне?.. — переспросил, наконец, он хриплым низким голосом, как будто бесконечно удивляясь очевидному.
Я твердо смотрела ему в глаза. В полумраке коридора они горели каким‑то странным хищным блеском. Мне нельзя отвлекаться на ответную невольную дрожь, зарождающуюся глубоко внутри. Только не сейчас. Нужно было знать, на что Кир способен пойти ради меня. Сейчас мне нужна была трезвая голова и холодный расчет.
— Нравишься… — еще раз горько повторил он. — Смешно… Ты знаешь, как это? Ты знаешь, что это такое — смотреть, как тебя целует и обнимает другой? Как уводит тебя вечером в спальню и его рука лежит у тебя на бедре? Я схожу с ума. (Он хрипло рассмеялся, и я вздрогнула от едва сдерживаемого безумия, промелькнувшего в его интонациях.) Я погружаюсь в бездну. Я до крови прикусываю изнутри щеку, чтобы не пойти следом… Отнять, убить, заявить свои права…
Он так неумолимо наступал на меня, прижимая к стене, окружая своей мощной фигурой, волнующим терпким запахом, горячим тяжелым дыханием, что у меня вдруг закружилась голова и ослабели ноги.
— Так чего же ты ждешь? — прошептала ему. — Я могу быть твоей… Я хочу быть твоей…
Он, кажется, сначала не поверил своим ушам. «Ну же, — подталкивала мысленно я, — давай, действуй!». А сама протянула руку и дотронулась до его щеки — и в ту же секунду оказалась расплющена сильным телом. Руки обняли спину, защищая от выступающих камней, а бедра прижались к бедрам в извечном порыве. Странно, но я не испугалась. Он был почти в полтора раза тяжелее Рода, но больно не было. Я закрыла глаза и отдалась безумию…
Так меня еще не целовали… Он овладел моим ртом с такой необузданной жадностью, будто это был последний глоток воздуха в его жизни, будто мир катится в пропасть, а я — единственный якорь, который держит его на плаву. Это было поглощение, присвоение и обожествление одновременно.