Я поднял ружье Михая. Оглядевшись, раскрыл один сундук — там лежала одежда, за ним второй, где оказалась всякая снедь: хлеб, нанизанные на веревочку куски вяленого мяса, банка с какой-то приправой, две большие тыквенные фляги, что-то еще… Банка была разбита, и в кузове запахло так, что я чихнул.
Стало темнее — в люке появилась голова девушки.
— Наемник! — позвала она.
Я повесил за спину ружье, прицепил к поясу подсумок с патронами и стал перекладывать еду из сундука в котомку, которую нашел в нем же.
— Что?
— Я благодарю тебя, — произнесла Юна Гало сухо. — Я должна была сразу поблагодарить тебя, но слишком растерялась. Ты спас мне жизнь. Теперь нам надо уходить отсюда. Если останешься, монахи будут пытать тебя, чтобы узнать, куда пошла я, а потом убьют.
Пожав плечами, я выпрямился, закинул котомку за спину и полез наружу. Юна шагнула в сторону.
— Сколько их еще сюда едет?
— Я точно знаю про самоход вроде этого и два «тевтонца». Возможно, их больше.
Значит, самоходами здесь называют такие фургоны… А «тевтонцы»? Уточнять я, конечно, не стал. Сжимая в руках ружье монаха, девушка смотрела на дорогу. Не оборачиваясь, сказала:
— Я богата, наемник. Хорошо заплачу тебе. Не знаю, могу ли тебе доверять, но… Я нанимаю тебя. Пять золотых. Два вперед, три — когда дойдем до места. Ты будешь сопровождать меня и охранять. А теперь идем, монахи вот вот будут здесь! Пока ты был внутри, я осмотрела мотоциклетки. Они сломаны, придется идти пешком. — Она показала в сторону моста над пересохшим руслом.
— С чего ты взяла, что я соглашусь охранять тебя? — спросил я.
— Но ты же наемник! А я — дочь Тимерлана Гало!
— А мне что с того?
— Ты… но ты… — Юна задохнулась от гнева. Тряхнув головой, хотела что-то сказать, но передумала. Достала из кармана серебристую заколку и стала укладывать свои темные волосы.
Покопавшись в котомке, я сорвал с веревочки кусок вяленого мяса, понюхал, откусил и стал жевать. Сильно перченое, но вкусное… Впрочем, сейчас мне показалось бы вкусным все что угодно. Покончив с первым куском, я принялся за второй; достал флягу, открыл и понюхал — обычная вода. Сделал несколько глотков.
Юна Гало вытащила из-за пояса серый берет и надела поверх собранных в узел волос.
— Пять золотых — это серьезные деньги, — сказала она холодно.
— А монахи — серьезные ребята. Ты это и без меня знаешь.
— Сколько ты хочешь? Или вообще не согласен? Думаешь просто ограбить фургон?… Ограбить меня?
— Нет, — ответил я с набитым ртом. — Тебя я грабить не собираюсь. Но…
— Молчи! — Она вскинула руку, и я прислушался. Издалека доносился гул двигателей, пока что едва различимый.