место. Это все еще была она, но ее поза изменилась. Она распрямила плечи, упорно подняв
подбородок вверх. Кроме этого, ее лицо выглядело так же, потому что... онемело.
Патрис скрестила руки на груди и добавила:
— Но тебе нужно увести эту шалаву куда-нибудь в другое место, не в моем доме.
— Это не твой дом. Это мой дом. Все дома мои. Все на мое имя. Все было
переведено на мое имя прежде, чем отец женился на тебе, потому что он знал, ты
разведешься с ним, выжав из него все, не задумываясь, если бы ты задумала его бросить, то
ушла бы не более чем с несколькими сотнями долларов.
Что за? Его дома?
Его заявление или напоминание, гадала я, не делало ее счастливой. Температура в
комнате снова упала. Я задумалась, может, скоро был бы снег.
Явно чувствуя, что ее загнали в угол и все было скверно, Патрис решила найти
личный подход.
— Тебе нравится такой тип девушек? Пухленькие и делающие все за тебя?
— Нет. — Единственное слово, и снова медленно и мягко сказанное, послало озноб
по моей спине. Это было больше, чем предупреждение. Это была угроза, прозвучавшая
убийственно.
Она подняла руки вверх.
— Неважно. Мне все равно. Но я получу удовольствие, разрывая ее на части и
превращая ее жизнь в ад, используя твои же деньги.
Он лишь усмехнулся на это.
— Смешно, Патрис.
Она склонила голову на бок, отчего он рассмеялся.
— Что? Что смешного?
— Эта девушка здесь, — он указал на меня, это прозвучало с гордостью и холодно,
он забавлялся, — эта девушка Кэйтлин Паркер, дочь Сенатора Паркер. Ты знаешь,
потенциально первая женщина претендентка на пост президента США в следующем
избирательном круге? Как и внучка полковника Тимоти Паркера, астронавта. Она
неприкасаема. Она — национальное достояние. Сделаешь ей что-то, и весь чертов мир
замучает тебя.
Я никогда не думала о себе в таких выражениях, нет, правда. Все, что он сказал,
было неправдой, жить, воспринимаемая как национальное достояние, и действительно
58
Накал Страстей
Пенни Рейд
принять это — были две разные вещи. Поэтому, услышав это заявление из уст Мартина,
словно он думал об этом, мой мозг запнулся, и тревога устремилась вниз по моей шее.
Патрис скользнула взглядом по мне, и, о чудо, ее выражение изменилось. Цвет ее
лица и глаз, казалось, потускнел. Тем временем, я неподвижно сидела в постели, не
уверенная, что должна была чувствовать.
Потом Мартин добавил, явно гордясь своей находчивостью: