- Нет, с этой... с Мушей. Помнишь ее еще?
- С Мушей? - я не верил своим усам. - С Чкаловской? Что случилось? Она жива?
- Ну... в общем...
- Жива или нет?!
- Жива, жива... Но летать больше не может... Пока... А может, совсем, - выдохнул Вася
- Не может летать? Ей кто-то крылья оборвал?
- Понимаешь... Супер у Кабакова... Паук тот, что инсектоспикер опробовал?
- Да, - кивнул я усом.
- Так вот, он твою подругу покалечил... Спьяну. Олег монитор спиртом протирал, ну, он нанюхался и буянить начал... А тут она... Это в тот день было, когда мы с тобой только познакомились...
- И вы столько времени молчали?! - я негодовал.
- Я не знал, - признался Ферзиков, - а Кабаков боялся говорить, только сейчас проболтался. Но он ее лечит, микрокомпрессы ставит. А Супера в банку посадил и заставил протез крыла делать из папиросной бумаги... Но у паука ничего пока не выходит...
У меня отлегло от сердца. Мне почему-то верилось, что Супер обязательно справится. Если уж он своим умом до программизма дошел, то какое-то плевое крыло обязательно сделает.
- Вась, а навестить ее можно? - осторожно спросил я.
- Конечно, - грустно улыбнулся человек. - Как только Олег приедет, так мы и пойдем. Хорошо?
- Хорошо, - согласился я. - Давай пока потренируемся, а?
- Давай, - ответил Василий. - Пошли в мою комнату, здесь надо со стола убирать, а мне ломовато...
Бегал я в тот день, честно говоря, так себе. Все про нашедшуюся Мушу думал и про Олега. Это ж надо, чтобы в одном человеке свободно сосуществовали две такие разные личности. И раздолбай, каких свет не видывал, и такой милосердный... Да, Кабаков ты мой, какой еще человек станет мухе компрессы ставить... Эх... Супера усадить протез крыла делать... Из папиросной бумаги...
Глава девятнадцатая. Суть человечности
На поезд мы еле успели. Запрыгнули в вагон, когда проводник уже собирался захлопнуть дверь. Меня так тряхнуло в моей "Путинке", что я чуть с душой на время не расстался.
Кстати, о "Путинке". Она стала не только моим походным домом, но и талисманом, этаким залогом успеха. Вася берег ее пуще глаза, не дай Бог, разобьется. Сделал для бутылки деревянный лафет, благодаря которому она теперь могла стоять не только на донышке, но и превосходно держалась в горизонтальном положении.
Кроме того, Ферзиков один из своих вечеров полностью посвятил вытачиванию лесенки, чтобы я смог входить в бутылку и выходить из нее в любое время по собственному желанию. Конечно, мы тогда не задумывались о каком-то магическом воздействии сего "артефакта" на мои победы в бегах, а оборудовали "хрустальный дворец" главным образом для того, чтобы избежать живодерских выходок Бруска, который при всем желании не смог бы теперь вытрясти меня наружу, даже если б очень захотел.