"Хуйню какую-то
несешь, парень! Уж лучше бы Розенбаума
"Ау!Ау!" сыграл или Шуфутинского
"Таганка". Музыкант тоже мне нашелся,
еб твою мать. Патлы отрастил, и думает,
что любой текст сгодится!"
"Идите, дядя, своей
тропой. Ваше мнение неинтересно. Просрали
сами великую страну. Вступали в партию
за пайками, а потом в 91-м выкинули
партбилеты и присягнули Ельцину.
Предатели. Что ты делал всю жизнь. У
станка стоял и бухал, небось?
Ты мне, щенок, такое
высказыааешь?! Сопля можайская. Пиздюк
малосольный. Чучело лохматое. Я те космы
поаыдираю, пугало в кожанке. Хиппи-хуиппи
всякие мне грубят! - пожилой работяга
замахнулся на Елизария поношенной
дешевой сумкой на ремешке, сняв ее с
плеча. Елизарий вовремя увернулся и
старик промазал, шлепнув сумкой по
стене. Внутри что-то разбилось, и сквозь
дно сумки потекла на пол красная жидкость.
Запахло плохим дешевым алкоголем.
- Иди домой, нажрись
портвейна, батя! Успокойся.
- Попьешь с Вами!
Хипстеры ебаные! - старик пошел прочь,
иногда оглядываясь и злобно смотря на
Елеазарова. Тот лишь ехидно засмеялся
ему в ответ.
Никто не поблагодарил
Барда за его песни. Никто не кинул ни
гроша. Елеазар не заработал даже мятого
червонца. Люди проходили мимо, не
останавли ва ясь. В наушниках, без - не
важно. Елеазарову стало невыносимо
грустно и тяжко.
Только одна сердобольная
старушка сжалилась, наклонилась и
положила в шляпу кулек сушеных яблок.
-денег нет, сынок. Зато
хоть яблоками подсоблю. Ешь, не стесняйся.
Свои, антоновские. В печке сушила.
Сушеные яблоки были
сморщенными и свернувшимися в кольцо.
Напоминали они по форме садовые цветы
"ноготки". Только были не оранжевого
цвета, а серо-зеленого.
"Ногти какие-то, а
не яблоки", - подумал Елеазаров и с
отвращением швырнул бабушкину подачку
в урну, когда старуха поднялась наверх.
"До чего народ пошел
жлобский... Ужасно жлобский... Невыносимый!
А я за этот народ еще глотку деру и горы
сворачиваю. По радио выступаю, защищаю
его. Права его геополитические отстаиваю...
А он ко мне жопой поворачивается. Надо
валить обратно в Германию. В пизду весь
этот рассейский быт! Там в Доичляндии
хоть пивом угостят, в баре нальют на
халяву. А здесь ловить нехуй. Прав был
Сорока. Пойду на Манежку, может, погром
какой будет. Посмотрю, поучаствую, если
допустят. Понаблюдаю
за толпой. Может, мысль ка ка я полезная
в голову прийдет?
Елеазар тяжко вздыхая,
побрел в сторону Красной площади. Все
здесь до боли знакомо. И ни что уже не
радует. От патриотизма не осталось и
следа. Все российские символы вызывают
неприязнь и отторжение. На красной
площади он увидел огромное количество
китайцев, корейцев, вьетнамцев, негров,
таджиков с узбеками и прочих "цветных".
Мишаня достал из рюкзака планшет и начал
строчить.