– Мой возлюбленный! – сказала она. – Пришло время нам расстаться. Знай, я не рождена смертной женщиной. Мы, Незримые, можем воплощаться на вашей земле лишь ненадолго. Но, видишь, я оставляю тебе плод нашей любви, нашего маленького сына. Он всегда будет с тобой, и будет любить тебя так же, как ты любил своего отца. Ведь и я послана Небесным Владыкой тебе в награду за твою верность сыновнему долгу. Но мне пора возвращаться к моему Небесному Отцу, ибо я – богиня Чжи-нюй .
Голос смолк, сияние угасло, и Тун, даже еще не открывая глаз, понял, что его жена покинула этот мир, растворилась в небесах, как порыв летнего ветра, угасла для него навсегда, как свет догоревшего пламени. Двери в доме так и остались закрытыми, ставни на окнах никто не открывал… Его сын тихо улыбался во сне. Темнота снаружи редела, в небесах занимался рассвет, ночь уходила. Восток величаво раскрывал ворота перед восходящим солнцем. Осиянные его приходом, предутренние туманы взволновались, образуя текучие странные контуры, напомнившие Туну волшебные фигуры на шелке, выходившем из ткацкого станка Чжи-нюй.
Впереди меня, как предвестник, восходит Луна
Позади меня, все быстрее, летит Дух Ветра…
Ли Цзяо
В комментариях к тридцать восьмому стиху «Дао Дэ Дзин», тому, который посвящен расплате за безнравственность, можно найти легенду о Ен Чин Кэне. С той поры миновала уже тысяча лет, ибо история эта произошла в период расцвета эпохи Тан.
Ен Чин Кэн был Верховным судьей одного из шести Императорских Судов, когда жестокосердный Ли Хай Лю поднял бунт, и по северным провинциям прокатилась волна кровавых побоищ. У Хай Лю была репутация бесстрашного и свирепого воина, для которого нет ничего святого. Он ценил на свете только отвагу. Узнав об этом, Сын Неба приказал Чин Кэну отправиться к Хай Лю и призвать бунтовщиков к порядку. Еще он наказал зачитать людям Хай Лю императорское послание, в котором содержался упрек и предупреждение. Чин Кэн далеко за пределами своей провинции прослыл мудрым, бескомпромиссным и отважным человеком, поэтому Император был уверен, что Хай Лю выслушает его посланца.
Чин Кэн облачился в судейский дорожный халат, привел в порядок дела, простился с женой и детьми и один, верхом, отправился в бурлящий злобой лагерь бунтовщиков. Возле сердца у него лежал пакет с письмом Императора. «Не бойтесь, я вернусь!» – таковы были его последние слова, обращенные к провожающим.
* * *
Чин Кэн благополучно добрался до лагеря бунтовщиков, спешился и, пройдя через огромное скопление войск, оказался перед Хай Лю. Вождь восседал в окружении главарей шаек на высоком помосте. Вокруг сверкали волнистые клинки мечей, грохотали сотни гонгов, над головой Хай Лю тяжело волновались шелковые складки знамени с черным драконом. А перед главарем пылал огромный костер, и Чин Кэн заметил, что языки пламени лижут чернеющие среди углей человеческие черепа. Однако он бестрепетно смотрел и на огонь с костями, и в глаза Хай Лю, когда доставал из-за пазухи свиток дивно благоухающего шелка со словами Императора. Он развернул его и приготовился читать. Толпа притихла. Звучным ясным голосом Чин Кэн провозгласил: «Слушайте послание Сына Неба, божественного Императора Сюаньцзуна, бунтовщику Ли Хай Лю и тем, кто следует за ним!»