Тимур сидел на корточках рядом с входом в клоаку. Или
даже не входом; рядом с решеткой, возможно сделанной, чтобы
к нагам поступал воздух. Их развратное бытие взаимодействует
с кислородом; сидел посреди улицы рядом с ржавой решеткой,
вниз уходила темнота, узкая, как женщина, сидел, трогая паль-
цами ржавчину, думая о том, что если долго сидеть в такой
позе, прямая кишка может вырваться наружу, устремиться в
темную штольню, кундалини прямой кишки совокупит темную
узость; Тимур достал Ключ-от-ее-ненужного-сердца, было лю-
бопытно, что станет с ней, когда ключ упадет вниз и долетит
ли вверх крик этого ключа, когда наги поймают его, или когда
ключ упадет в нечистоты, – поднимется ли вверх этот плещу-
щий звук, сумрачная темнота, смрад, древние болезни Бомбея,
поднимется ли это все вверх, чтобы покарать Тимура. Он от-
пустил ключ. Раздалась тишина. Храмы наг высятся на берегах
Темноводья, мутировавшие и поддавшиеся изменению, их чер-
ты обрели субстанцию в пределах того, кого Франциск называл
богом. Это слово не могло ничего выразить, но было удобно,
раз уж ему дарят молитвы, дарят жизни и подвергают дискус-
сии. Наверное, это был бог. Вдали от Бомбея, посреди мангр и
темноты, высились его минареты, белесые пагоды и павильоны,
25
Илья Данишевский
более прочего похожие на распятую по линии горизонта чело-
веческую плоть; где-то суставы дыбились, образовывая башен-
ки, или прерывали кожу, чтобы стать эбеновыми от налипших
сосудов башнями; навесные лестницы, как кишки, вытянутые
усилием наружу и оголенные солнцу, белая и черная плоть
застыла у горизонта, она пенилась, как оптическая иллюзия,
открывалась взору со звуком расчехленной девственницы.
Франциск назвал это место Шри-Калех, здесь жил прокажен-
ный, привезенный из Калькутты фанатиками смазанного бы-
тия, когда наступал голод, те кормили прокаженного собой,
бактерии и некротические слои эпидермы воспаляли фантазии
этого прокаженного, видоизменяли воздух вокруг него; дыха-
ние шумно вырывалось из грудной клетки, сквозь паранджи
москитных сеток она стремилась вверх, разрывая ткань, оседая
копотью на плотской поверхности нефов. Что-то в груди О.М.
содрогалось, будто у нее в глубинах жил прокаженный, исто-
чающий миазмы беды затхлым дыханием анорексичной клет-
кой легочных аппаратов; в О.М. жил центростремительный
импульс смерти, живущий одной лишь целью развоплощения
видимости, скорейшего Прекращения. Она ощутила, что будто