значение в этом случае…
Муж. Она всегда имеет значение.
Альбертина. Кроме подобного. Иногда она досаждает мне;
то, как ты трясешься над ее наличием, ты боишься потерять
любовь больше, чем меня. Но это тоже неважно. Она досаждает
мне своей неважностью в моем вопросе и тем, что ты этого не
понимаешь.
Муж. Но…
Альбертина. Если твоя любовь так хороша, почему ты не
спасешь меня?
Муж. Я пытаюсь…
Альбертина. Давай помолчим.
Муж. Нет…
Альбертина. С меня хватит!
Она встает из-за стола, смотрит в глаза мужу, сказать ей
нечего, сколько лет можно говорить о чем-то, что не имеет
значения? Нет никаких эмоций от таких бесед, и нет никаких
следствий, их не может быть. Их придумывают женщины, пи-
шущие сентиментальные романы. Этих женщин кусают за по-
ловые губы, и они выдумывают иные плоскости. Но на самом
деле разговор не имеет значения. Случается такое, что и лю-
бовь не имеет значения. И что первый раз у Альбертины был в
задницу. Все это лишнее. Это просто шум в ее воздухе. Она
идет к выходу… пусть он скажет, что у нее болит голова, ведь
все знают про мигрени Альбертины, про ее своенравный харак-
тер, но никто не знает про лживость ее колкости: сентенции
всегда рождены пустым сердцем. Софизм — хорошая и пра-
44
Нежность к мертвым
вильна форма беседы, но Альбертине не нужен диалог, поэтому
она отрицает даже эту идеальную его форму.
Муж. А ты любишь меня? Хоть немного.
Альбертина. Это ничего не меняет, но почему бы и нет?
Женщина. А вот и гарнир! Альбертина!
Альбертина. Вы должны меня понять, как женщина жен-
щину. Очень сильные боли. Лучше в ванну, и накрыться одея-
лом.
Женщина. О, конечно.
Дни цветущих пионов. Альбертина знает тысячу наречий,
язык каждого жителя города. Миллионы бессмысленных волн
текут от нее к их ушам, она всегда на гребне их понимания.
На улице Альбертина сгибается в пояснице от приступа
удушья. Это называется пониманием вины. Но ничего уже
нельзя сделать, ведь больные не могут предотвратить проявле-
ние своих болезней; Альбертина в чувстве вины, чувстве уду-
шья, чувстве минутного раскаяния, которое вскоре пройдет, и
наступит длинная менопауза холода. Вокруг будет город, все
такой же нестройный, как тонзура в окружении кладбища,
выбритая пустота, призванная обеспечить удобство; в городе
живут люди, прячущиеся от правды и желающие скоротать
свое время внутри выбритого полиса, а потом спрятаться в
густом кладбищенском лесу, люди так мечтают, чтобы ничто не