Я встал очень рано, надел самую лучшую одежду, которая у меня имелась (сказочно я, конечно, не выглядел, но лучше у меня ничего не было), и огляделся. Жалкий дом — до чего же убогим он был!
Люди, с которыми я делил это жилище, не слишком напрягались убирать его — какой смысл, раз дом все равно будут ломать. Поэтому в нем всегда стоял странный запах плесени и старых носков.
И вдруг меня пронзило ощущение уверенности, что скоро я уйду отсюда и что этот день в банке с миллионом долларов все изменит.
Я прибыл рано, боясь пропустить экскурсию, и сообщил управляющему о себе. Он уже был сыт по горло моими текстами по поводу миллиона долларов и попросил меня подождать в маленькой приемной. Кондиционер в ней, судя по всему, отсутствовал, в отличие от всего остального здания. Сидящие здесь люди ждали сотрудников кредитного отдела банка.
Один из них сказал: «Наверно, они хотят, чтобы мы как следует пропотели».
Внезапно поднялся страшный гвалт. Стадо детишек лет пяти с невероятной энергией ворвалось в помещение в сопровождении воспитательницы, которая, как ни старалась, не могла их усмирить. Они были очень возбуждены, а я разозлился, потому что они испортили мне «особый день» и мешали мечтать о плавании в деньгах
Вышел тот самый работник банка и кивком велел мне и воспитательнице следовать за ним. Когда воспитательница выстроила детей в каком-то подобии порядка, они принялись орать, визжать и беситься позади нас.
«И это моя экскурсия?» — в смятении думал я. День оказался вовсе не таким особенным, как я себе представлял.
Работник банка, до невозможности растягивая слова, рассказал нам о работе банка, позволяя детям нажимать на кнопки калькулятора и смотреть, как из франкировальной машины выползает лента чеков. К тому времени как мы добрались до столовой, мое разочарование выросло до небес.
— А теперь, дети, — начал он, очевидно, настраивая ребятишек на какое-то большое приключение, — готовы ли вы увидеть деньги?
Свою готовность дети продемонстрировали громкими криками.
«Наконец-то мы увидим хранилище», — подумал я.
— Надо только подождать охрану, — добавил он несколько таинственно. Для меня его слова прозвучали как обещание.
Я представил себе крупных, мускулистых, как культуристы, ребят, вооруженных до зубов. Их должны были сопровождать обученные овчарки на туго натянутых поводках с обнаженными клыками, готовых разорвать на куски каждого, кто покусился бы на сокровища.
Должен сказать, что, когда «охрана» наконец появилась, от моего восторга не осталось и следа.
Это был толстяк с пятном на рубашке, — видимо, следствием обильной трапезы. На нем была дурацкая фуражка (которую он то и дело снимал, чтобы почесать лысину). Собаки не было и в помине, а его единственным оружием был пристегнутый к ремню старый карманный фонарик.