Я кивнул утвердительно. Мужичок вздохнул и грустно закончил:
— Ну и слава Богу! Молодые-то нынче редко заходят.
В церкви действительно были почти одни старушки да несколько годами под стать старушкам мужчин, стоящих неподалеку. Лишь в глубине храма, слева, у аналоя, увидел две молодые женские фигуры, причем одна из них была одета в черное, монашеское одеяние.
Священник вновь вышел из алтаря с кадилом и, останавливаясь возле икон, пошел по храму. Проходя мимо меня, вновь чуть поклонился и ободряюще улыбнулся.
Запах ладана принес с собой воспоминания детства — мои первые, казалось бы, забытые церковные впечатления. Я совершенно отчетливо, почти реально представил свою бабушку. В какое-то мгновение мне даже показалось, что она держит меня за руку, как когда-то давно, когда мне лет шесть-семь было. Или не показалось вовсе? Бог весть, потому что рука потеплела, и я явственно ощутил бабушкину заскорузлую и шершавую от работы ладонь.
В это время открылись Царские врата, а из боковой алтарной двери вышел в церковном одеянии мальчик с большой свечой. За ним шел с кадилом священник.
— Это сынок батюшкин, Павликом зовут, — продолжал потихоньку комментировать стоявший рядом со мной мужичок.
«Смотри-ка, тезка, — подумал я. — Интересно, он в школу ходит? Клюют там, наверное, — на вид щупленький».
У меня не проходило ощущение нереальности происходящего. Я понимал, что в церкви должно быть все не так, как там, за воротами монастыря, но это «там» казалось из храма столь далеким и столь неважным, что не вызывало ни протеста, ни сомнений. Хотя ведь утром я думал о делах: о том, что надо в Москву ехать материалы для «кандидатки» искать, что с родителями опять несогласия, что на письма не ответил и с деньгами полный беспорядок и неопределенность. Все это казалось мне сейчас не то чтобы ненужным, нет. Просто дела эти в эти храмовые минуты были несущественны, в них не было главного. Хотя что такое это главное, я пока не понимал.
Уже по прошествии многих дней я осознал, что делало мое состояние необычным. Я впервые ощутил связь времени. Свое вчера, сегодня и завтра. Причем не только свое, личное, но и всех, кто связан со мной. И если бы сейчас, в этот момент службы, произошло что-либо необычное, чудесное, небывалое — я бы не удивился. Только бы обрадовался. Поэтому, когда солнечный луч через верхнее купольное окошко осветил рядом со мной до того затемненную роспись и я увидел стучащего в закрытую дверь Спасителя, того «Боженьку», которого помнил из детства и которого всегда рассматривал, стоя рядом с бабушкой, — я не удивился, а лишь радостно перекрестился.