Если сказанное здесь сегодня покажется вам на первый взгляд странным, попробуйте рассудить об этих вещах логически. Я бы в самом деле не смог вывести их из обычного логического мышления, если бы меня не привели к ним духовные факты; но когда знания уже получены, их можно логически проверить. И тогда станет видно: чем добросовестнее, чем дотошнее проверять, тем больше будет обнаруживаться, что все верно. Даже в таких вещах, которые нельзя проверить на правильность — например, то, что говорилось сегодня о родителях, братьях и сестрах в одной жизни и знакомствах в середине другой, — даже тут то, как соотносятся разные элементы этих взаимосвязей, может производить впечатление не просто весьма вероятного, но граничащего с достоверностью. Такая уверенность представляется обоснованной именно тогда, когда эти вещи проверяются в самой жизни. При встречах с некоторыми людьми собственное поведение и поведение этих людей предстает в совершенно ином свете, когда представляешь себе, будто человек, встретившийся тебе в середине жизни, был тебе родным братом в предыдущей. И человеческие отношения становятся от этого гораздо более плодотворными, чем они бывают, когда люди просто тупо про-ходят по жизни.
Итак, мы можем сказать: антропософия все больше становится не просто чем-то таким, что дает знания о жизни, но тем, что учит, как постигать жизненные обстоятельства и озарять их светом не только лично для нас, но и для нашего отношения к жизни и нашей жизненной задачи. И важно не думать, будто мы губим непредвзятость своей незакомплексованной натуры. Только трусливые люди, по большому счету не верящие в жизнь, могут так думать. Но мы должны твердо знать, что более точное познание жизни делает ее плодотворнее и содержательнее. То, что подступает к нам в нашей жизни, должно благодаря антропософии включаться в такое поле зрения, которое делает все силы и способности богаче, вернее и надежнее, чем они были до того, как вошли в наш кругозор.
Четвертая лекция. Штутгарт, 21 февраля 1912 г
Вчера мы обсуждали вопросы, касающиеся человеческой кармы, причем пытались так подойти к этим вопросам, чтобы они предстали перед нами в связи с внутренними процессами человеческой души или, можно сказать, в связи с чем-то достижимым. Ибо мы обратили внимание на то, что путем своеобразного эксперимента можно создать в своей душевной жизни некие вещи и таким образом вызвать в ней некоторый внутренний опыт, что должно привести к совершенно отчетливому убеждению в истинности закона кармы. Если все снова и снова мы вводим такие вопросы в наш антропософский кругозор, это вовсе не нечто произвольное, но вызвано тем, что нужно все больше и больше сознавать, как связано то, что мы называем антропософией в истинном смысле этого слова, — с жизнью и всем человеческим развитием. Ведь несомненно можно создать себе хотя бы приблизительно верное представление о том, как должна постепенно измениться вся человеческая жизнь, если значительное число людей придет к тому убеждению, которое лежит в основе таких рассуждений, как наши вчерашние. Жизнь должна определенным образом измениться, если люди проникнутся подобными истинами и станут благодаря этому иначе относиться к жизни. И тут мы подходим к чрезвычайно важному вопросу, который должен стать вопросом совести для тех, кто при-соединяется к антропософскому движению. Это вопрос: что же делает человека нашего времени антропософом? При попытке серьезного ответа на этот вопрос легко может возникнуть недоразумение, ведь сегодня очень многие, в том числе и принадлежащие к нам, смешивают антропософское движение с теми или иными внешними организациями. Мы вовсе не желаем выступать против такой внешней организации, поскольку она должна присутствовать для поддержки антропософии в физическом плане. Но важно уяснить, что к такой внешней организации могут принадлежать, в сущности, все люди, которые честно и серьезно питают глубокий интерес к вопросам духовной жизни и которые желают углубить свое мировоззрение в смысле такого духовного движения. Этим уже сказано, что не следует требовать от тех, кто присоединяется к организации такого рода, разделять какое бы то ни было положительное исповедание, доктрину. Но другое дело — дать прямое и ясное разъяснение, что собственно делает антропософом современного человека, человека нашего времени.