Но в тот раз надо мной сиял Южный Крест, я лежал в пустыне Атакама у дороги к границе республики Перу. И в городе Арика, на берегу океана, я доковал мою розу. Произошло это в кузне местного кузнеца, под плеск океанской волны, удивительно пахучими розовыми цветами цвел какой-то кустарник. Был 1917 год.
И тогда прошел я с розой еще немалый путь, покуда не оказался вон там, под Шолоховом, на участке твоего Донбасского полка. Прошел республику Перу, Эквадор, Колумбию, добрался до Европы, отведал французского концентрационного лагеря, итальянской тюрьмы, греческого и турецкого гостеприимства, оно оказалось не слаще лагеря и тюрьмы, и, наконец, попал в Севастополь и оттуда к себе в Гуляй-поле. И пришел я вовремя, еще помог выгнать генерала Деникина».
Вдоль пути подымались высоченные зарева пожаров, на востоке из-за Днепра доносилась далекая канонада, Донбасский полк, не останавливаясь, устремился на восток, к Каховке. На розу, лежащую в руке Чубенко, падали отблески пожаров. Красноватый туман окутал осеннюю степь. Ночь стояла холодная.
«Тогда же, командир, я встретился со своим другом Артемом. В позапрошлом году его выбрали главой Криворожско-Донецкой республики, шахтерской державы рабочего класса. Знавал я его еще по Брисбену, что в Австралии, он почти в одно и то же время со мной из Шанхая прибыл. Мы работали с Артемом на постройке железной дороги, возле Брисбена. По субботам кончали в час, потом стирали белье, и Артем напевал свою любимую: „На высоких отрогах Алтая стоит холм, и на нем есть могила, совсем забытая“». А там усаживались у костра перед палаткой, раскладывали еду на ящике с прибитыми к нему ножками, а ножки устанавливали в наполненных водой банках из-под консервов: муравьев в Австралии уйма.
О чем только тогда не было говорено у огня! Бывало, после целой недели работы мы шли купаться и удить рыбу, речушка маленькая, на крючок ловились черепахи да кое-где вьюны, а ночью вода почему-то светилась, и Южный Крест сиял над нами, Артем рассказывал, а я слушал.
Полюбил я Артема, моего учителя. Как подсолнечник к солнцу, тянулся я к нему. Встретились мы на Донбассе в прошлом году, узнали друг друга: «Помнишь, как ирландцев победили, на канате перетянули?» — а перед нами — свежее поле боя, а все в снегу, мороз и пар еще шел от трупов. «Пробил час, — сказал мне Артем, — до последнего вздоха будем биться за нашу революцию».
Чубенко взглянул на часы и отдал приказ остановиться. По дороге промчалась какая-то конная часть. Донбассцы стали кормить лошадей. Костров не раскладывали. Холод пронимал до костей, не прикрытая снегом земля промерзла. Бойцы приплясывали возле подвод, чтобы согреться. Вокруг беззвучно занимались один за другим пожары. В их мигающих живых отблесках вереница подвод Донбасского полка то появлялась, то погружалась в морозную темень.