.
«План стратегического развертывания, который начал реализоваться с началом мобилизации 1914 г., – отмечал генерал В. И. Гурко, – был основан на… нанесении основного удара по Австрии и затем наступлении против Германии»>128. На самом деле вместо решающего удара русское командование готовило две одновременные изолированные подготовительные к нему операции: «Сложность этих задач потребовала разделения в начале войны наших сил и одновременного наступления как против германцев, во исполнение союзного договора с Францией, так и против австрийцев (выделено мной. – А. О.), являвшихся в этот период времени на нашем фронте главенствующей боевой силой. В этом раздвоении наступательной задачи, несомненно, заключалось слабое место нашей отечественной стратегии»>129. К этому остается добавить, что выбора как такового у России не было: она вынуждена была учитывать опасность, одновременно исходившую от вероятно пассивного в начале войны германского и безусловно активного австрийского фронтов.
Итак, центр интересов русской стратегии лежал в Восточной Пруссии: германское наступление против Франции предоставляло России возможность использовать несколько недель для исправления ситуации на северном фланге Царства Польского. В то же время центр тяжести мобилизованной русской армии находился на австрийском направлении. То, что австрийцы начнут наступать, никто не сомневался, разногласия касались только возможного направления главного удара. Штаб Киевского округа считал, что австрийцы будут наступать на восток, в сторону Украины, в то время как в ГУГШ предполагали (и оказались правы), что они нанесут удар на север, в тыл русской Польше. Соотношение сил, выделяемых для германского и австро-венгерского фронтов, равнялось одной трети и двум третям – в результате ни на одном из них у России не было решающего превосходства>130. На первом этапе войны оборона на первом фронте исключалась по соображениям союзной стратегии, а на втором – из совокупности собственных интересов. Успех встречного наступления в Галиции и наступления с недостаточными силами в Восточной Пруссии зависел теперь только от мастерства вождения войск, подготовки штабов и частей, продуманности этих операций, расчета.
На следующий день после начала обстрела Белграда в России была объявлена мобилизация четырех военных округов. Это решение принималось с большим трудом. Уже вечером 15 (28) июля в ГУГШ были готовы проекты двух приказов – о частной и общей мобилизации. В 11 часов утра 16 (29) июля Ф. фон Пурталес вновь посетил С. Д. Сазонова и от лица своего императора предложил сотрудничество. В этот момент, отмечал С. Д. Сазонов, «я мог надеяться, что на этот раз германское правительство согласится, наконец, употребить свое влияние в Вене, чтобы убедить Бертхольда в необходимости большей сговорчивости. Утром 29 июля мы еще не получили известий о переходе австрийцами сербской границы, зато в Главный штаб постоянно доходили известия о мобилизационных мерах на русской границе в Галиции, о начале которых мы были извещены уже несколько дней перед тем и которые, по нашим сведениям, были почти закончены к этому времени. Германия, по словам графа Пурталеса, продолжала настаивать на непосредственных переговорах между Веной и Петроградом, на которые Австро-Венгрия по-прежнему не соглашалась»