«Нужное солдату полезно, а излишнее вводит в роскошь – мать своеволия»
Беглых на очистку у меня было менее 300; у него по одному Псковскому полку 700. Прошлого года при Брюсе и Германе я во внутренности войти не мог. Последний завел Кюменский гошпиталь, в котором умирало по 50 человек в неделю… пустое!.. Нет в Финляндии скорбута, но чрезвычайно может быть и у меня, коль паче иных болезней. Спросите Кн[язя] Мещерского, подполковника Обольянинова и иных бывших при мне; а Гр[аф] И[ван] П[етрович] доказал свое недоумие. Гошпитали там те же. Под словом отменения разумею я опорожнение оздоровлением человеколюбивым… У меня из больных в слабые, из сих в хворые, из сих в прохладные, оттуда уже в роты; наконец, в сих последних по малому числу больных не было почти нужды. Копыльский на Кубани перевел я, оздоровивши, гошпиталь по разводу бывших в куче войск вдоль реки. Александровский, за который до меня начальствующему от Главнокомандующего было жестокое взыскание по крайней смертельности, опорожнился приходом. Так и другие. Из Тавриды я вышел на Днепр без обывательской фуры и не оставя там ни одного больного. То же в моих походах в Пруссии, Польше, Молдавии, Валахии. Внутри границ не имел я в гошпиталях нужды.
Поход мой под Красное Село на маневры: на квартирах слабых полдюжины, там же в полку ни одного мертвого, ни больного. Но в начале прежней войны от Ладоги до Смоленска в грязь и слякоть – мертвый один, слабых полдюжины. В разбеге по Уральской степи взад и вперед – ни одного мертвого. С корпусом за Кубань и Лабу от Копыла – один мертвый. За Дунай с корпусом в прежнюю войну до Козлуджи – мертвого ни одного, а в Измаиле учредил гошпиталь… Кончу, как оздоровели в Тавриде гошпитали, паки для заведения оных мне подрядчики давали задатку 7000 рублей.
В отсутствие Ваше я велел это письмо показать Гр[афу] Н[иколаю] И[вановичу] в предосторожность от клеветы. В полной благодарности…
А. С.
* * *
13 декабря 1792 года, Екатеринослав
Милостивый Государь мой Петр Иванович!
Зыбин, что вы бежите в роту, разве у меня вам худо, скажите по совести? – Мне там на прожиток в год 1000 ру[блей]. – Откуда? – От мертвых солдат. В Херсоне капитанам при начальном строении было по 2000. Бр[игадир] Танеев – честный человек. Попросите, чтоб выдал рубашки… Болотников – жерновы на пальце. От сих бойтеся размножения больных и частью Выборгского. Вспомните полковников: Думашева, Бахметьева и довольно Михаила Ушакова! У меня в полку было правило от 8 до 20 больных и, когда к последним сближается, то свидетельство. Умирало редко в год до полдюжины. На маневрах под Красным Селом вошел и вышел скорым маршем без больных и мертвых; тож из Ладоги в Смоленск, не оставя на квартирах ни одного больного; в распутицу пропал 1, больных 6; Кольбергскую зимнюю тяжелую кампанию без обозов; в Тверском у меня драгунском полку не было больного. От корпуса за Дунаем до Козлуджи 3 недели, больных отправлять назад было некого, и все живы; по Уральской степи вперед и зад ни мертвых, ни больных. От Копыла с корпусом быстрым маршем за Кубань и Лабу; умер один. Хоть сим вам мое человеколюбие! Обучение нужно, лишь бы с толком и кратко; солдаты его любят. При Козлуджи, как товарищ бежал, моим 7 баталионам велел я бить вперед по 2 но[меру]. Так знаете многие случаи с победоносными войсками. Гошпитали оздоровивши в Тавриде, подрядчики мне давали задатку 4000 руб[лей] на разведение больных, и вышли мы оттуда на Днепр, не оставя там ни одного больного, ниже взявши к тому у обывателей повозку. В Финляндии размножение больных оставит уже легкие работы. К Штенгелю возьмите Обольянинова, знающего блюдение здоровья солдат! В 10 моих месяцев из 20 000 умерло свыше 400 человек, зашаталось больше 200; оставил больных более 300. С матросами выключка была велика по прежним начальствам, и ныне пропадает более 200 человек.