- Не трогай ее! Ана! Не обнимай его! – все громче и отчаянней, все беспомощней кричал откуда-то сверху громадный цыган Малай.
На траве лежал весь табор.
Ждали долго.
Ждал Барон. Ждала вся свадьба. Уже устали ждать, и темную, тревожную мелодию уже вынимал из своей скрипки Лаутар.
Брежнев задумчиво бродил по табору.
Он разглядывал лица цыган, смуглые и бесстыжие.
Они отвечали Брежневу смешливыми, любопытными взглядами.
Откуда-то рядом с Брежневым появился вдруг цыган с умоляющим выражением лица – такое выражение полной обездоленности умеют делать только цыгане.
Жалобный цыган, не теряя времени, сразу обратился к Брежневу:
- Уважаемый Леонид Ильич, генералиссимус, герой Советского Союза!
Брежнев изумленно смотрел на цыгана.
Несколько любопытных цыган из табора, привлеченные внезапно завязавшейся сценой, тут же окружили Брежнева с разных сторон.
- Никогда бы я не обратился бы к такому человеку, как Вы, но это отцовские чувства! – пышно заявил жалобный цыган. - У меня сын, такой хороший человек, в тюрьме, получил шесть лет, ни за что, уже четвертый раз, а он хороший человек, все скажут, он же уже отсидел пять лет, и вот дали новый срок за побег, а он бежал не потому, что не уважает законы, он законы уважает, но он цыган, все знают – цыгану в тюрьме сидеть нельзя, вот и бежал. Вы такой человек, можете выпустить его, прикажите начальнику тюрьмы, или сделайте амнистию! Я буду век помнить, отец такое не забудет! Вот, деньги уже собрал.
Брежнев смущенно отвечал:
- Попробую что-нибудь… узнать. Как его зовут?
- Пыра! – с нежностью сообщил отец. – Пыра из Сороки. Пыру все воры знают.
Цыган протянул Брежневу толстую кипу денежных купюр, и смятую еще хуже денег маленькую бумажку.
- Письмо ему написал, передай ему, когда увидишь, - уже почти со слезами на глазах передал бумажку Брежневу жалобный цыган.
Брежнев, окончательно смутившись, вернул деньги цыгану, а бумажку бережно спрятал в карман брюк.
Молниеносно рядом с Брежневым возник еще один цыган – был он толстый и прямо-таки адски наглый, он улыбался золотыми зубами, большими, как у коня, и говорил с Брежневым уже довольно запросто, церемонясь куда меньше предыдущего:
- У меня машина Жигули! Для такого человека, как я, это большой позор! Я – брат Барона! Мне нужно «Волгу», а «Волгу» не могу купить. Говорят, только обком партии может. Вы скажите этому обкому, пусть мне отдаст одну «Волгу», я обкому отступного хорошего дам, и Вас не забуду, клянусь, а, как? Можем завтра пойти, купить, а?
Брежнев растерянно пожал плечами, и собрался даже что-то сказать, но так и не нашел, что.