Я в юности твердо решил, что застрелюсь, если до такого позора доживу. Но я всегда точно знал, что не доживу.
Я в юности писал хорошие стихи. Стасик тоже писал. И другие мои друзья – тоже писали. Расскажу об этом потом, если будет возможность.
Почему, все-таки, все в семнадцать лет пишут стихи? Ответ прост. Гормоны. Если бы я сейчас писал хорошие стихи, я бы назвал свой сборник именно так: «Гормоны». Хорошо. Честно. Хорошо. Гормоны. Хорошее название.
Стасик Цветков, когда был юн, написал однажды вот что:
…За век такой длинный,
За русских медведей, медведей безвинных…
Хорошо это как-то – медведей безвинных. Век – длинный, это так себе, проходная строка, да и не геройская это маза – век длинный, геройская маза – век короткий. А вот «медведей безвинных» - это хорошо. Никто меня не убедит в том, что это плохо.
Сейчас я редко пишу стихи. Совсем не пишу. Но настоящий поэт – он всегда поэт, даже если стихов не пишет. Это, кстати, и отличает хорошего поэта от плохого. Плохой всю жизнь пишет стихи, как мудак, потому что он и есть мудак, потому что только мудак может всю жизнь писать стихи, как будто больше нечем заняться. Профессионально заниматься поэзией вообще могут одни пидарасы. А настоящий поэт не станет зарабатывать стихами. Потому что это позор.
Да. Я остаюсь поэтом. И всегда останусь. Разве может быть поэт – в прошлом. Я всегда думал, что поэт не может быть «в прошлом», потому что у настоящего поэта нет будущего.
Стасик уехал в Москву, в Литературный, пару лет назад. С тех пор он пару раз приезжал домой. Дома он ходил очень важный, когда виделся с нами, то есть, своими старыми друзьями, смотрел куда-то мимо и говорил:
Да. Поражаюсь, как я мог столько лет прожить в этом городе. Как тут у вас все. Провинциально все, смешно, хотя… Мило, мило.
Стасик это говорил, обычно приходя к нам, то есть, своим старым друзьям, в гости, совершив традиционный для Стасика набег на холодильник и трехчасовый заплыв в ванной.
После ванной Стасик, все еще пахнущий творогом и яйцом, выходил и устало говорил:
Там, в Москве… В поэтических кругах, где я вращаюсь… Очень модно пить хорошее вино после ванной. Есть?
Мы, то есть, старые друзья, говорили:
Вообще-то, есть на балконе немного вина, домашнее, правда, в банке трехлитровой.
Смешная тара! – устало вздыхал Стасик. – В трехлитровой банке – так в трехлитровой банке. Неси, и в холодильнике есть сыр, я видел.
Затем Стасик довольно быстро выпивал всю банку вина, съедал весь сыр, и, икая, говорил:
А все-таки тут у вас. Ик. Ик. Мило.
В общем, Стасик был двойственный человек. Было в нем много противного. Но я к этому терпимо относился. Потому что мне нравилась строка «медведей безвинных», которую написал Стасик, а я считал, что раз уж человек – поэт, он может себе позволить любые изъяны, поэт ведь – не ангел, потому что поэт-ангел – это либо Блок, но такой рождается раз в тысячу лет, и тысяча лет еще не прошла, либо просто пидарас какой-то.