– Подавить пулеметчика! Бегом! – заорал Жук. – Где командир штурмового взвода?
– Убит!
– Мать твою… Морозов! Морозов! – крикнул комбат. – Бегом к штурмовикам, пусть давят пулемет!
– Есть, товарищ капитан! – Комсорг батальона, сержант Ленька Морозов бросился в залегшую первую роту, перепрыгивая через трупы немцев и десантников.
Очередь стеганула совсем рядом, но он каким-то невероятным образом выгнулся, и пули – вместо того, чтобы порвать живую плоть – выщепили дыры по стене избы.
Морозов нырнул рыбкой, уходя из зоны поражения в сугроб. Еще несколько десятков метров, и…
– Товарищ лейтенант… Комбат…
– Да понял я! – Лейтенант Булавченков грыз тесемки шапки-ушанки. – Фомичев штурмовиками сейчас…
Договорить он не успел. Немцы начали минометный обстрел, и комья мерзлой земли ударили ему в лицо. Он ткнулся в снег.
– Тьфу… – Приподнявшись, он выплюнул землю и схватился за правый глаз.
– Ранены?
Лейтенант застонал, держась за лицо.
– Дайте посмотрю. – Морозов осторожно взял руки лейтенанта и отвел в сторону…
– Фингал будет. А глаз вроде цел… Холодное приложить надо…
Новый взрыв заставил ткнуться в «холодное».
И в этот момент немецкий пулемет захлебнулся. А за этим раздались два глухих взрыва, и минометы тоже замолчали.
– Ай, Фомичев, ай, молодец! – вскрикнул лейтенант, вставая на колени. – Рота, вперед!
Десантники бросились в атаку. Впрочем, атаковать было уже некого. Из дома, откуда только что долбил пулеметчик, валил густой дым. А за домом была живописная картина – разбросав конечности и кишки по снегу, валялись дохлые фрицы-минометчики. Тех, кто еще пытался корячиться, десантники штурмового взвода Фомичева спокойно добивали выстрелами в затылок.
– Языка! Языка оставить!
– Некого, товарищ лейтенант! – развернулся к нему вечно улыбчивый старший сержант Фомичев. – Все умерли почему-то!
В этот момент распахнулась дверь дымящего дома и оттуда вывалился надсадно кашляющий немецкий офицер – без штанов и в расстегнутом кителе. Он успел махнуть финкой, пропоров растерявшемуся Морозову маскхалат, но тут же был успокоен ударом приклада в спину.
– Связать и в штаб бригады, – распорядился комроты.
– Скотина… – удрученно разглядывал порезанный полушубок комсорг. – Какую вещь испортил…
– Не-ееет! – закричал вдруг кто-то тонким голосом. – Не трогайте его! Он мой!
Из дымящейся избы выбежала женщина в длинной ночнушке и наброшенной на плечи телогрейке. Тут же споткнулась на ступеньках и упала прямо в ноги лейтенанту Булавченкову.
От неожиданности и лейтенант, и бойцы замерли. Баба же продолжала голосить: