— Думаю, в следующий раз мы сможем повеселиться, - произнесла Тоня сдержанно.
Арсен и Алина насмешливо переглянулись, не уловив в её голосе иронии. Для одноклассников Тоня, по-прежнему оставалась объектом насмешек номер один.
Впрочем, пока это мало волновало девочку. Она как-то машинально отмечала то, на что наивно не обращала внимания раньше: сдавленное хихиканье, когда она входит в класс, презрительные взгляды Колесникова и Улитина, издевательские перешептывания за спиной…
Все это отошло на второй план. Сейчас Тоня занималась главным.
Она вязала.
На следующий же день после их встречи, Саша прислал ей ссылку на объявление о конкурсе хенд-мейда, и Тоня тотчас же взялась за работу. Когда она распускала портрет Арсена, связанный с такой любовью, то думала, что больше никогда не возьмётся за спицы.
Но вдохновение пришло. Ей нужно было успеть. К урокам девочка прекратила готовиться абсолютно, хорошо ещё шла последняя неделя учёбы, и оценки за четверть были выставлены.
Необыкновенной удачей обернулось и то, что именно в эту последнюю неделю заболел химик, и замещающая его биологичка выставила оценки за четверть, спустя рукава. Хотя Тоня и порадовалась поставленному биологичкой трояку, она прекрасно понимала - в следующей четверти Габриель сдерёт с неё за эту незаслуженную тройку десять шкур.
Но и это было неважно, потому как сроки принятия работ поджимали, а Тоня катастрофически не успевала. Последнее время она вязала не только днём, но даже ночью, абсолютно не высыпалась и схлопотала-таки двойку по литературе – своему любимому предмету. Литераторша была неприятно удивлена, и двойку в журнал пока обещала не ставить.
— Надеюсь, после каникул, ты исправишь, Тоня. Вот уж от кого не ожидала!
Но в тысячу раз хуже проблем с учёбой были Тонины отношения с мамой. После того, последнего разговора, обстановка в доме совсем сгустилась. Мама перестала разговаривать с Тоней. Вообще. Ни проронила ни одного слова, кроме банальных фраз, вроде «обед на столе», «я ухожу на работу», «купи хлеб по дороге из школы». Тоню ранило такое обращение матери, но она понимала, что виновата в своей резкости. А подойти и попросить извинения у девочки не хватало духу. Вспоминая вечные мамины нравоучения, Тоня боялась, что мама не поймет ее, что они – существа с разных планет и никогда теперь не найдут общий язык. К тому же мама и так ходила вся понурая, с серым лицом, и в темной одежде, точно у неё кто-то умер. Она даже стала носить чёрный ободок, купленный, конечно, на блошином рынке. Ободок откровенно портил мамино лицо, делая его печальным, скучным и даже чуточку злым. Всю эту неделю папа пропадал на работе, приходил поздно, в двенадцать, а то и в час ночи. Мама кричала на него, папа что-то раздражённо ей отвечал, и Тоне, проворно постукивающей спицами, казалось, что они непременно разведутся.