Вере было страшно. Страшно и холодно. Она забывала, что спит, и сразу пугалась: думала, это конец. Что сон — это первый признак, что она теряет сознание, чтобы никогда не проснуться. Она ведь слышала много раз, что человек на холоде сначала впадает в оцепенение, засыпает — и все. И она боялась, что никогда не проснется, испуганно вздрагивала, открывала глаза… Полежав так пару минут, слепо смотря в темноту, осознавала — все хорошо, она уже не там, не в промерзшем ржавом ведре, а дома. Сейчас эта чужая квартира и чужая постель казались ей самым драгоценным, что можно иметь в жизни. Снова закрывала глаза и проваливалась в мутную, беспокойную темноту, которая раз за разом подкидывала новые варианты её неминуемой смерти…
В этот раз она задыхалась. Ей чудилось, что началась метель, ветром выдавило стекла её ненадежного убежища, салон замело… И ей, отчего‑то, вдруг стало жарко и душно. Воздуха не хватало. Казалось, что где‑то недалеко её ищут люди, зовут… Ей нужно всего лишь крикнуть — и её спасут. Но горло предавало: из него вырывался какой‑то невнятный хрип, даже ей неслышный. От беспомощности и отчаяния потекли слезы, горячими дорожками обжигая щеки, оседая солью на губах. Она попыталась дернуться — и даже этого не смогла. Руки и ноги были придавлены. Обездвижены. Нарастала паника — страшная, черная…. И она закричала…
Тут же все прекратилось. Жара пропала, а руки и ноги освободились. Стало легче дышать. А далекий голос приблизился, невидимый в темноте, но такой желанный, успокаивающий…
Он что‑то тихо нашептывал, просил не расстраиваться, обдавал дыханием ухо и шею, а большие, сильные руки освобождали тело от того, что мешало, спутывало движения.
Где‑то на грани яви и сна, Вера поняла, что с неё сняли халат, который перекрутился на животе и шее, от того ей и было жарко и тесно. Теперь она могла только всхлипнуть, уже от облегчения. А слезы катились, без её воли и разрешения. Правда, теперь очищающие, уносящие с собой испуг. Но тот, кто был рядом, этого не знал. Встревоженно уговаривал не грустить, вытирал ей щеки, осторожно, легкими движениями пальцев. Аккуратно коснулся ресниц, словно запечатывая, снова шепнул:
— Спи, все хорошо, больше ничего страшного не случится. Я рядом.
И она, в который раз, провалилась в сон, будто выключили свет, вместе с сознанием.
Сколько беспамятство длилось — она не смогла бы сказать. В очередной раз вынырнула с ощущением неги, её словно покачивало на мягких волнах, которые ласково баюкали, бережно касались, обволакивали. Оберегали…