— Тише, тише, не торопись, успеешь…
А потом началась новая мука, изощрённейшая из всех, о которых она слышала: ловить поцелуи на всем теле, угадывая, куда придется следующий… Пытаясь удержать хоть немного, ощутить как следует. Не получалось. Они дразнили, обжигая вспышками, яркими до боли, в самых неожиданных местах. Превращая кожу в один пылающий, искрящий, жадный комок нервов. Доводя до кипения, заставляя метаться, в попытках высвободить руки, удержать его хоть на секунду на месте, вжать в себя, самой прижаться… Сил не хватало, оставалось только вздрагивать, жалко хныкать и о чем‑то просить — шепотом, в голос еще было боязно. И непривычно. С ней такого еще никогда не бывало. Просить о ласке — никогда и ни с кем. А сейчас это было просто, естественно… Необходимо.
Рассказать о своей жажде, уговорить, вымолить… Чтобы эта пытка прекратилась, и чтобы длилась вечно. Чего больше хочется, сама не знала.
Находясь на грани яви и сна, боялась потерять сознание и все потерять, упустить. Нереально, этого допустить нельзя. И открывать глаза — тоже.
Наконец, ей было позволено вырваться… Руки тут же вплелись в жесткие волосы на затылке, потянули вверх, потому что дышать в одиночку не получалось больше — не хватало уже этих неровных, хриплых глотков, помощь требовалась…
Горизонт перевернулся, потом раз, и еще… Она оказалась сверху, потом под ним, потом снова… Кружилась голова, под плотно сомкнутыми веками искрило (только бы не разжать)… Она ощутила, что жажда мучает не только её: поцелуи перестали дразнить, они теперь вбирали, захватывали. Одна рука жестко держала её затылок, пальцы другой погладили скулы, властно сжали подбородок — все, не вырвешься, не дадут отвернуться, пока не будешь выпита до дна, до горлового хрипа, до того, что грудь разрывает от нехватки воздуха… И отрываться нельзя, невозможно… И не хочется прерывать эту сладкую муку. Ни за что.
Её трясло. Всю. От того, как болезненно не хватало ласк, и от того, как ярко чувствовалось его желание. Невозможно было не ощущать: о нем кричал вкус поцелуев, звуки хриплого шепота, сила, с которой тела вжимались друг в друга, впечатывались, легкие, скользящие укусы на плечах, боках, спине, лодыжках…
Казалось, вот — вот, и наступит момент, когда можно будет счастливо выдохнуть, отдавая всю себя, и вбирая его — целиком, полностью…
Но её перевернули на живот, и пытка повторилась. Теперь еще более изощренная: кто мог знать, что даже не чувствительные лопатки можно трогать так…
И кто бы знал, что от неё требуется только и всего: сказать "Пожалуйста, не могу больше"… А потом уже выкрикивать все, что в голову взбредет — радостно, умоляюще, жалобно, торжествующе… Пока не останется сил, чтобы пережить яркую вспышку и падение куда‑то в бездну… Отключающее все органы чувств, кроме слуха… Который продолжал с упоением ловить жаркие звуки, пока не разобрал протяжное "Вика"…