— Ну, — сказала она, — зачем же? — И тихо обняла его за плечи. — Билл, расскажи что-
нибудь.
— Что ж тебе рассказать? — спросил он откуда-то уже издали.
— Вот ты опять думаешь о чем-то своем. Билл, о чем ты думаешь? Я хочу, чтобы ты со
мной не думал ни о чем. С кем ты сейчас?
Ей хотелось, чтобы в голосе у нее прозвучала ревность, но это никак не удавалось -
слишком она уже устала.
— Я с тобой, — ответил Шекспир.
— Нет, нет, ты не со мной. Не со мной, не со мной, не со мной! Говори, с кем же ты?
В ее голосе появилась прежняя воркующая нотка. Она потянулась и легла головой на
его колени, а он сидел, опустив руки, и только слегка касался ее плеча. Касался ее, утратившей для него всякий интерес. Страшное облегчение, которому не полагалось
затягиваться, чувство безнадежного равновесия, притупленности владело им.
Ему было так нехорошо, как будто в первый раз.
И он скоро понял, почему.
— Кривой скелет, — сказал он сквозь зубы, корчась от неудобства.
Она сразу поняла его, потому что, не поднимая головы, равнодушно спросила:
— Но ты с ними был до самого конца?
Она понимала все, что происходит в нем, и это было просто нестерпимо. Он
осторожно снял ее руку. Что было ему делать с ее почти колдовской догадливостью? Ведь
вот, кажется, не особенно далека, а всегда угадывает его мысли. А сейчас это были
тяжелые, медленные, стыдные думы, которых нельзя было трогать. Он чувствовал себя
настоящим предателем, потому что, уже идя по улице, отлично знал, что повернет назад и
не примет никакого участия в мятеже, поднятом за право винного откупа. И она тоже
отлично знала это, потому что сейчас же, не дожидаясь ответа, сказала:
— А я так безумно беспокоилась за тебя. Ты ведь у меня сумасшедший. Вдруг нырнешь
в этот котел!
Но голос у нее уже был легок и певуч, как всегда, когда она лгала. Ни о чем она не
думала. Хорошо знала, что он никуда не пойдет. И вдруг он понял другое: вот он один, теперь у него ни друга, ни покровителя, ни любовницы. С другом он говорил сегодня в
последний раз, покровителю сегодня отрубят голову, а любовница… Ну вот, она лежит
перед ним, распустившаяся, мягкая и уже полусонная. Что ему еще нужно от нее?
Удивительно, как постоянны в этом все женщины ее склада.
И вдруг словно косая дрожь пробежала по его телу, и он услышал, как на его голове
зашевелились и поползли волосы.
От этой сырости, полумрака, скомканной, грязной постели его внезапно потянуло в
свою комнату, к бумаге, книгам, к перу. Видимо, было что-то, что он вынес из этого
жалкого бунта, разговора Пембрука о любовнице, от этой последней встречи на чердаке.