бы и сам поскакал к тебе, но Джемс был так снисходителен…
Она не то поморщилась, не то улыбнулась.
— Снисходителен? — спросила она певуче и вздохнула. — Ну, хорошо! — Она подошла к
окну, спустила штору и села в кресло. — Так почему ты так запоздал?
Он посмотрел на нее.
— А разве тебе твой муж ничего…
— Я его видела только одну минуту, — ответила она, серьезно и прямо глядя на него. -
Он вызвал меня, а сам уехал.
Она говорила очень спокойно, но он вдруг почувствовал, что с ней что-то случилось и
она совсем не такая, как всегда, — не то встревоженная и затаившаяся, не то совершенно
спокойная, — но какая же именно, он ухватить не мог.
— Так рассказывай, — нетерпеливо сказала она. — Ты рассчитался с театром, да?
Это "ты рассчитался" прозвучало так по-обидному легко и жестоко, что он внутренне
вздрогнул.
— Значит, кое-что он все-таки успел тебе рассказать? — спросил он.
— Но я же сказала: он мне ничего не говорил, суховато отрезала она, — так говори, я
слушаю.
Он смотрел на нее настороженно и неуверенно, потому что совсем не этого ждал от их
встречи и никак не понимал ее тона.
— Ну так что ж рассказывать? — пожал он плечами. — Рассчитался, вынул свою долю и
вот еду домой.
— Домой? — спросила она протяжно, что-то очень многое вкладывая в это слово, но
сейчас же и осеклась. — Ладно, о доме потом, но почему ты ушел? — Он открыл было рот. -
Ты болен? Давно?
"Рассказал о припадке, скотина", — быстро подумал Шекспир и ответил, принимая
вызов Волка, в лоб:
— Так болезнь-то, собственно говоря, одна — мои пятьдесят лет. Для театра я стар — вот
и все.
— А те моложе? — спросила она спокойно.
— Те делают сборы, — резко сказал Шекспир, а я не делаю сборов, значит, я выдохся и
стар. Что бы я ни написал, все теперь не имеет успеха. Ну кому теперь нужна "Буря" или
"Зимняя сказка"? — Он улыбнулся и развел руками. — Никому! Только мне.
Так же резко и спокойно она спросила:
— А "Гамлета" ты больше не напишешь?
— А "Гамлета" я, пожалуй, больше не напишу, ответил он задумчиво и просто, — нет, определенно даже не напишу. Да он и не нужен. И потом я просто устал. Джен, ну может
человек устать?
Она ничего не ответила, он хотел сказать что-то еще, но вдруг, наколовшись на ее
взгляд, резко махнул рукой и замолчал.
Он знал: что бы он ей ни сказал, она поймет его, но говорить дальше было уже просто
невыносимо, кто же имеющий голову станет жаловаться любимой женщине на свою
несчастную судьбу или на интриги товарищей!
Но она больше ничем и не интересовалась, а только спросила:
— А дома тебя ждут?
— Ну конечно, — ответил он невесело.