Последняя птица в этом ряду обрывалась на середине — там, где был угол с другою стеной. Обстановка являлась торжественной, но не праздничной; пышной, а вселяла в каждую грудь непонятное до конца чувство страха.
— Игорь Фёдорович Стравинский, — проговорил Полишинель без запинки.
Яшин принялся вносить сведенья в бланк.
— Участвовали вы раньше в социально полезной деятельности? — вопрос на сей раз исходил от Тухмановой.
Вдвоём они ловко маневрировали так вокруг каждого, не давая ни на секунду сосредоточиться. Процедура должна была проходить без раздумий.
— Я был старостой в классе, — пролепетал Игорь, смутившись.
— Ещё раз, — заявил с требованьем Николай.
— Я был старостой в классе, — повторился Стравинский. Сказал это он с тою громкостью, достаточной для того, чтобы расслышать фразу.
— Нас это не интересует, — прервала его Тухманова, сделав свой ход. — Говорите по существу.
— Нет, не участвовал, — покорно ответил Полишинель. Николай тут же принялся что‑то писать.
Игорь совсем растерялся. «Спросили же сами ведь», — мелькнуло в голове у него. В нём закипало медленно недовольство. В такие минуты Полишинель мог раскричаться, швырнуть бланки обратно Яшину, кинуть их прямо в лицо, — лишь бы с ним не говорили высокомерно-надменным тоном.
— С какой целью желаете пополнить ряды организации? — и это ход Николая.
— Ну, хочу приобщиться к этой… ну, общественной жизни… кхм, жизни училища, — Игорь толком не знал, что в такой ситуации должно сказать.
— Будучи таким мямлей, что же вы сделаете для «соколов»? — и, не дожидаясь ответа, Анжелика дополнила. — Тут нужна твёрдость характера.
Полишинель внутри закипел.
— Это у меня так только сейчас. По темпераменту я другой. — Стравинский переминался на месте.
— И какой же у вас темперамент? — с едва уловимой насмешкой поинтересовался Яшин.
— Вот такой! — топнул ногою Игорь. — Вы за идиота меня, что ли, держите!? — и взглянул гневно на Анжелику. Та опустила глаза.
Полишинель быстрым шагом пересёк зал, и стоял перед самым столом Николая.
— Давай сюда мне бумажку! — потребовал Стравинский.
— Мы вас оформим и всё отдадим, — уже куда как более мягко сказал ему Яшин.
— Ничего мне не нужно! — Полишинель стоял на своём. — Разорву и в ведро. Далась мне ваша организация! Я ведь пришёл добровольцем не для того, чтобы с кем‑то ругаться.
Неопределённость росла. Яшин не желал отдать бланк, чтобы не потерять записавшегося; Стравинский не сходил с места ни шагу, ожидая бумагу назад.
С примирением выступила Тухманова: — Хорошо, — сказала она и кивнула, — хорошо, про твёрдость характера — это я повременила. Если и было что хамского, то примите мои извинения. Всё‑таки пусть вас оформят.