было сделать надпись… Красота… И посреди всего этого роскошества — я… Боже, как
это могло случиться, как я мог дойти до этого, я — человек, который всю жизнь избегал
каких бы то ни было трений с правоохранительными органами?
Пытаться описать чувства, которые сдавили мою грудь железными тисками, практически
невозможно. Перед глазами проносились образы жены, детей, которых я, возможно, не
увижу много лет, стариков-родителей, которые могут не пережить такого позора, друзей, которых обязательно будут тоже таскать на допросы… Смешались обида, позор, отчаяние, безысходность — наверное, такие же чувства испытывает зверь, попавший в охотничью
яму. Сюда же можно добавить лихорадочно перелопачиваемые в мозгу показания, которые
я давал раньше, поиск собственных ошибок, догадки, что же там наговорили
«подельники», попытку определить как же вести себя дальше — полная каша в голове, от
которой через час я уже «сварился». Измученный массой впечатлений организм не нашел
ничего лучшего, чем погрузиться в живительный сон… Я улегся на жесткие нары и
закрыл глаза, но через минуту почувствовал, что по моей шее что-то ползает. Вшей я
видел впервые в жизни, но сразу догадался, что это были именно они. В ужасе я сорвал с
себя свитер, футболку и, вывернув ее воротник, стал с отвращением давить насекомых.
Уничтожив их не меньше десятка, я с опаской прилег снова. Новой атаки, вроде, не было, и я через минуту провалился в темноту.
Меня разбудил лязг открываемой двери: «На выход!» «Неужели отпустят?!» — это первое, что мелькнуло в мозгу. Какое там! Меня повели на четвертый этаж: приехала Надеенко.
Я не стану подробно рассказывать о методах ведения допросов этой женщиной в течение
последующих шести (!) дней моего пребывания в ИВС. Угрозы, мат, запугивания, что
посадят жену, а детей отдадут в интернат, что я получу «десятку» — и все только ради
одного: дай показания, что Знаменный вымогал у вас видеокамеру и получил ее как взятку
за кредит. «Ты мне на хрен не нужен, мне нужен банкир, ты понял? Давай рассказывай все, что знаешь!» Два раза меня допрашивали даже ночью. Но я стоял на своем: такой
информацией не владею. Она бесилась, обзывала меня на все лады, а однажды привела с
собой знаменитого на весь Харьков капитана Горошникова — жуткого краснорожего типа,
о котором рассказывали, что он, будучи за рулем конфискованной машины в дрибадан
пьяный, застрелил гнавшегося за ним на мотоцикле гаишника, отчего стал «вечным
капитаном», выполнявшим для милиции грязную работу, в том числе страшно пытал
подследственных. «Ты знаешь, кто это?» — улыбаясь, спросила меня Надеенко. Я не знал.