дай Бог, проколото ухо или вы как-то не так пострижены (например, длинные волосы,
панковский «гребень» или выбриты виски), вы можете попасть в серьезные неприятности.
То же самое касается «странных» татуировок.
Почти все, кто впервые попадал в СИЗО, считались новичками и за редким исключением
не имели права голоса. К ним относились снисходительно и внимательно смотрели за их
поведением. Если проходило время, и новичок не «порол бока», его терпели и принимали
в «семью». Собственно, на «тройниках» «семьей» можно было назвать всех обитателей
конкретной камеры. Они, как правило, «вместе хавали», что означало абсолютное доверие
друг к другу, сообща пили чай и делили между собой все, что приходило им в передачах.
Если кто-то из них попадал в ШИЗО, камера его «грела», передавая через баландеров еду
и курево. Если кто-то из камеры ездил на суд, ему отдавались лучшие шмотки. Если кого-
то заказывали «с вещами» и переводили, например, в другую камеру, ему собирали
«пайку» в дорогу. Уборку в камере производили все по очереди, невзирая на чины и
регалии (чуть не забыл: камеры были «экипированы» веником, половой тряпкой, ведром
для мытья пола, вываркой и ведром для мусора, которое раз в день кто-то из камеры
выносил «на коридор»). Даже бывалым «каторжанам» помыть пол в хате на «тройниках»
считалось «не в падлу», хотя они все равно старались увильнуть от этих обязанностей.
Бесспорно, для тех, кто попал на нары впервые, ранее судимый был безоговорочным
авторитетом, и поэтому, несмотря на возможный груз его «боков» по тюремной жизни,
уважение со стороны сокамерников ему было обеспечено, по крайней мере какое-то время.
Он мог потребовать себе место на нижней наре, мог сказать, что «хавает один»,
сославшись на то, что он не знает своих сокамерников (это было редкостью, потому что
система коллективного питания была явно выгоднее).
На первом корпусе была несколько иная «постанова». В общих камерах вновь прибывшего
приглашали в круг, где за питьем чифира он рассказывал «смотрящему за хатой» и членам
«первой семьи» о своей «делюге» и о том, кем он был «по свободе». После этого
определяли, где ему положить матрац. Нары в общей хате представляли собой сплошной
трехъярусный настил, шириной в 2,5 метра («сцену»). В самом дальнем от дверей углу на
нижней наре было место «смотрящего» и братвы из «первой семьи», приближенных к
нему — эдаких камерных авторитетов. Если новенький был «нормальный», его
«определяли» где-то посредине сооружения, на первом или втором ярусе. В случае, если
вновь прибывший был чуханом или плохо одетым деревенским, его место было на