Из теории и практики классовой борьбы (Шулятиков) - страница 18
Итак, только «благородным» и богатым предоставлено право на нравственную высоту и совершенство. Людям физического труда, работникам, наемникам рабам «путь добродетели закрыт». Не могут они, например, быть щедрыми, не могут быть также «умеренными», сохранять душевное и моральное равновесие. Только благородный знает меру всех вещей: здесь опять мы сталкиваемся с переживаниями глубокой старины – с памятью о первобытном организаторе-распределителе продуктов производства и самых работ. Один организатор может, как следует, все рассчитать и взвесить, он один имеет правильное представление о «целом» экономическом организме и его частях, об отношении последних между собою и к целому[29]. Естественно, владея тайнами гармонии целого – общества, он должен владеть тайнами гармонии и отдельной личности. Самое понятие о личности, об отдельной особи было выработано именно развитием организаторской группы. Это понятие о самом организаторе, об его «я», выделившемся из рядовой массы общинников и противостоящем последней, как нечто совершенно отличное. И, естественно, организаторы отказывали простым смертным в знании личности, ее потребностей и способностей. Одни представители социальных верхов могут знать секрет управления ею, одни они могут наставлять ее во всех обстоятельствах, на надлежащий путь. Рядовые общинники лишены возможности регулировать свои действия. He будучи направляемы организаторами, они роковым образом осуждены блуждать в темноте, поминутно терять равновесие, нарушать «меру». До сих пор широко распространено предубеждение против уменья представителей низших слоев народа владеть собою: «мужик», в сознании традиционно мыслящей публики, синоним чего-то невоздержанного, неумеренного, хватающего через край, лишенного твердых «нравственных» устоев. Патент на последние, повторяем, берут себе командующие классы. Никто же благ, токмо они!
И это далеко не единственный, далеко не самый важный для них патент. Реальная сила его не велика, сравнительно с тем, что дают им привилегии вершить суд.
В ранний период истории первобытного общества, при совершении преступления, в дело мог вмешиваться каждый член общины. Это значило, что преступление касается всей данной социальной группы (рода, клана, племени). И на каждом члене общины лежали юридические обязанности – каждый член общины должен был, при случае, брать на себя роль заступника общих интересов, в той или иной форме поправлять вред, причиненный общине преступлением. Под самым преступлением понимали нечто совершенно иное, чем теперь. Элемент ответственности не входил в содержание означенного понятия. Оно не было затемнено позднейшими наслоениями, а схватывало именно то, чем преступление является по существу. Выражаясь древнеиндийским термином, преступление – это aparadha – непорядок, т. е. нарушение установленного порядка производственного процесса и обусловленных этим процессом «организующих» норм (имущественных, семейных, религиозных, даже эстетических). Например, нарушение ритма хоральной песни или пляски являлось aparadha (и, прибавим, в некоторых общинах каралось смертью). Хотя за свой проступок виновный нравственно не отвечал, тем не менее, он платился за него. – Опять таки это не было наказание в современном смысле юридического термина, просто удаление элемента, вносящего в ход общественно-экономической жизни беспорядок. Удаление – простейший, естественный способ самозащиты первобытной группы.