– Должен Вам сказать, что разговор, к моему прискорбию, не получился. Впрочем, ожидать обратного было бы самонадеянно и глупо. Если бы не крайние обстоятельства, я бы посоветовал подождать, пока вопрос не разрешится сам по себе.
– Невозможно, – как обычно кратко и односложно ответил хозяин.
– Да, я знаю. Я постараюсь еще раз. Позже, – в подражание господину Миша тоже перешел на категоричный тон.
– Михаил, у тебя нет времени. Это ты, надеюсь, понимаешь? – хозяин повысил голос и даже приподнялся с подушек, что случалось редко. «Значит, дело совсем нешуточное», – решил про себя Миша, вслух же сказал:
– Понимаю, Ян Владиславович.
– В крайнем случае, завтрашний день. Больше ждать нельзя. Очень,.. очень рискованно.
– Она будет готова, я обещаю. Кто должен приехать?
– Думаю, сам Воеводин.
– А если нет? Если он возьмет и пришлет вместо себя простого опера? – забеспокоился Миша.
– Не пришлет. – Ян на секунду задумался, – Вот что. С утра возьмешь машину, и будешь ждать его у здания прокуратуры. Воеводину наш знак внимания будет приятен. К тому же он господин воспитанный, ему неудобно будет отказаться.
– Хорошо, я буду там к десяти ноль-ноль.
– Значит, вопрос решен. А сейчас иди к девочке и, хоть душу наизнанку выверни, но сделай так, чтобы она поняла. А главное, вызубрила свою роль, как «Отче наш»!
– Вряд ли она знает «Отче наш», – позволил себе пошутить Миша.
– Неважно, ты меня понял, – Ян нетерпеливо хлопнул ладонью по мягкой велюровой спинке диванчика, и резко оборвал разговор, – Все, иди. Некогда.
Поднимаясь наверх по деревянной винтовой лесенке, Миша в уме перебирал возможные аргументы убеждения и наилучшие с точки зрения доходчивости, примеры своей правоты, могущие подействовать на строптивицу – их новоявленную сестру. Обычно, внутренне равнодушный к невзгодам своих собратьев, выполняющий всю требуемую от него работу лишь из чувства долга, кодекс коего был выработан им самолично раз и навсегда, он был холоден и уравновешен перед лицом любых проблем и любых посторонних ему страданий. Религию и чувство прекрасного вполне заменял ему окончательно сложившийся в Мишиной голове образ всемогущего хозяина, которого Миша отнюдь не низводил в равный хоть одному живому существу ранг, а поместил где-то между сверхчеловеком и неким Высшим Разумом, создавшим мироздание. В Бога Миша не верил и потому считал хозяина новым высшим созданием разумной эволюционирующей природы, своего рода посредником между небом и землей, в переносном, конечно, смысле. Но сопереживать или сострадать хозяину ему бы и в мысли не пришло, ведь никто же не станет сочувствовать ангелу или Господу Богу. Однако девушка в верхней спальне, с приятным именем Рита, вызвала у него давно и нарочно забытые и отвергнутые им ощущения. И дело было не в красоте, к тому же далекой от совершенства на собственный Мишин вкус, и не в ее полной сейчас беспомощности и болезни, он знал, что это всего лишь плата за будущее могущество. Просто за всю Мишину не очень долгую жизнь ни один живой человек, да что там человек, ни один его сородич-вамп, никогда не просили его о помощи, и тем более не были благодарны за нее. Его обычную, вежливо-успокаивающую скороговорку эта несчастная дурочка приняла за чистую монету, и невольно возложила на Мишу неявную ответственность, которая требовала опеки и заботы с его стороны, так что Мише пришлось освободить для девушки уголок в своей замороженной душе, чему Миша был совсем не рад, но ничего поделать с собой уже не мог. Поэтому на второй этаж он поднимался в некотором раздражении и в то же время в твердом намерении выполнить задание хозяина.