— Кого?
Она неуверенно сглатывает и едва слышно говорит:
— Ноа Морта. Он все объяснит.
— Кто это? — Часто моргаю, вновь тяну к ней руки, но потом вспоминаю, что не могу до нее прикоснуться, и порывисто отворачиваюсь. В груди растет бездонная дыра. Туда притянуло бы целую вселенную, если бы не те редкие моменты, вспышки, искры, которые возникают, когда рядом находятся тетушки, Хэрри или Мэтт.
— Спроси у сестер. Они скажут. А сейчас внимательно меня слушай. — Я послушно на нее смотрю и стискиваю зубы. Дышать становится труднее, как и слышать ее голос. Меня, то и дело, притягивает вниз, будто под ногами гигантские магниты. — Найди нечто острое. Нужно порезать ладонь, а затем нарисовать перевернутый треугольник.
— Порезать ладонь?
— Давай, Ари. Времени мало.
Киваю и медленно плетусь к тумбочке. Перед глазами все плавает, когда я пытаюсь найти канцелярский ножик. В конце концов, взгляд натыкается на ножницы, и я озадачено хмурю лоб: неужели я решусь на подобное?
Пальцы резко хватают ножницы, словно это мой последний шанс увидеть свет, и я в ту же секунду становлюсь на удивление решительной, смелой. Обратного пути нет.
Неуклюже падаю на колени и опускаю голову. Волосы скатываются с плеч. Дышать так трудно, что я начинаю присвистывать. Что со мной? Грудь горит. Мне очень больно.
— Давай. — Холодным голосом отрезает мама прямо над моим ухом. — Ты справишься. Мы все справились, Ари. Небольшой разрез. Это совсем не больно.
Я панически усмехаюсь. Может, это и не больно. Но страшно.
Через силу выпрямляюсь и смотрю обезумевшим взглядом на ножницы. Прикасаюсь холодным металлом к ладони левой руки. В лезвиях видно мое отражение. Отражение без четких очертаний, но с огромными, испуганными глазами. Наверно, именно такой сейчас я кажусь со стороны: безумной.
Аккуратно прохожусь острой стороной по руке и прикусываю губы, когда возникает колющая боль, и ладонь горячо вспыхивает. Кровавая линия становится все толще. Она в руке моей больше не умещается, и капли начинают литься на черный, деревянный пол.
— Рисуй. — Командует мама. Я слушаюсь. Она где-то рядом, но я ее не вижу. — Мы все в разное время встретились с Хозяином. — Неожиданно шепчет мама мертвым голосом. — Я была первой, и я согласилась сразу. Не сопротивлялась, потому что жутко испугалась, я не хотела умереть, и такой выход казался мне вполне разумным. Затем настал черед Норин, и нам с мамой пришлось рисовать треугольник ее пальцами, потому что она до последнего отказывалась принимать свою сущность.
Искоса гляжу на призрак матери. Она стоит у окна. Но лучи не освещают ее лицо. У нее до сих пор бледноватая кожа и синеватые губы. Я вдруг только сейчас замечаю то, что раньше не бросилось в глаза. Например, костлявые плечи, торчащие из-под свитера.