Цветочный крест • Потешная ракета (Колядина) - страница 151

– Агеюшка! – задыхаясь, закричала Феодосья.

Ветер налетел сквозняком, опрокинул плетенку, скляница выпала на пол и прокатилась дугой, замерев под иконами.

– Феодосьюшка, люльку-то оставь, куда ты с люлькой пойдешь таскаться? – Матрена вцепилась в край выдолбленной из липы резной колыбельки, в которой сонмился когда-то Агеюшка, пытаясь вытянуть ея из рук Феодосьи.

– Куда же я положу маленького Христа, когда разрешусь от бремени? В чем буду его колыбать?

– Феодосьюшка-а, – зашмыгала носом Матрена. – Ты уж разродилась. Али забыла?

Феодосья недоуменно поднесла руку в животу, бросила взгляд в набитую соломой люльку, привязанную к плечу толстой веревкой, потом растерянно коснулась перстом нижней губы…

– А где же он, баба Матрена? Где чадце Иисус? Пусть его принесут. Надо его покормить.

– Батюшки святы! – перекрестилась повитуха. – Час от часу не легче! Феодосья, доченька, Иисуса Мария родила. А ты разродилась Агеем.

– Я знаю, баба Матрена, – с тихой росной улыбкой промолвила Феодосья. – Агеюшку Господь вознес на небеса. Аз лежала вот здесь, на лавке. Окно было открыто. И вдруг расстилаются чудные вони… Медовый ветер влетает в избу. И раздается благостный звон, будто серебряные гвоздики стучат по хрустальной склянице. И на душе у меня такое разлилось благолепие… «Что сие значит?» – подумала аз. Повернула главу к окну. И вижу ангеловзрачную картину: вплывает золотое с розовым опушьем облако, подхватывает моего Агеюшку и выносит на волю. Я подбежала к окну, гляжу, а Агеюшка уж на облаке. И так оттуда мне смеется, так лепечет, рученьками сучит… Аз кричу радостно: «Господи, зачем ты забрал моего Агеюшку? Али он богоизбран?» А Господь мне отвечает с небес, лия золотым светом, золотым, как сноп пшеничный: «Нужны мне здесь, на небесах, прелепые ангелы. Такие, как твой Агеюшка».

Феодосья замолчала. Матрена утробно вздохнула, издала звук, каковой происходит при протыкании кадки с квашеной капустой деревянным пестом, и опять перекрестилась.

– И когда же Он тебе сказал про младенца Иисуса? – вопросила повитуха. – Ведь не говорил!

Феодосья болезненно дрогнула бровями. Нашла изнутри языком ложбинку между передними зубами. Сглотнула сплину. Из глаз ея засочились слезы.

– Не говорил…

– Вот видишь. Оставь же люльку. Не таскай на себе, – ласково попросила Матрена. – Аз за ней пригляжу. Солому новую постелю.

И повитуха осторожно потянула веревку с плеча Феодосьи.

Феодосья вздрогнула и вцепилась в свою ношу.

– Аз ношу ея, чтоб было мне тяжелей. Христос нес крест на плечах своих. Что же я, не стоящая волоска Его, буду ходить налегке?